Кабальеро плаща и гитары том 3 и 4

Коленки не дрожали — я уже выступал перед разными группами людей. И Итальянский дона Бернардо, и Малая Гавана, где мы собирали до десяти тысяч человек. И космофест, где было побольше десяти тысяч. Но стадионный формат внушал подсознательный ужас, людей было СЛИШКОМ много.

«Шестьдесят восемь тысяч» — подсказал внутренний голос. — «Поздравляю, Ванюша, ты стоишь шестьдесят восемь тысяч человеческих жизней!»

Много это или мало? С одной стороны вроде как мало. В Альфе, где живёт под десять миллионов русскоязычных (не считая провинций, откуда без проблем могут приехать люди на концерт). Атлетико — самый маленький стадион столицы, а я заполнил его лишь на половину.

Но с другой стороны у меня было всего три полноценных дня на продажу билетов и рекламную кампанию. ТРИ ДНЯ. Ни о чём. И за это время я собрал свои шестьдесят восемь тысяч окупаемости. Я всё-таки крут, пусть это и будет трудно доказать. Полупустой стадион для всех будет важнее моего лепета о малом сроке. Но на самом деле плевать на злые языки — на сей момент главное, чтобы мы сами это поняли. И сами себя не похоронили.

Ведь правда в том, что люди, узнав о нас, что мы буквально послезавтра-завтра даём долгожданный массовый концерт, в последний момент поменяли планы на выходные и пришли сюда. Выбрали нас, а не то, что хотели изначально. Двадцать две тысячи шестьсот человек в день — вот сколько мы с ребятами стоим в этом мире! И это немало (Итальянский, напомню, вмещает всего десять, а Олимпийский — до двадцати), нам есть чем гордиться. А ещё я всё-таки угадал, интуитивно выбрав вариант со стадионом. У нас всё получится — вот главный вывод из анализа ситуации.

— Сеньор, вы что тут делаете? — голос сзади. Обернулся. Дежурная по сцене, или как-то так называется. Гром-тётка, командует тут рабочими. — Вы кто такой вообще?

— Я тут… Гитары настраивал, — соврал я. Моя мордашка не пользуется пока известностью даже у местных рабочих, и это скорее хорошо. Всему своё время.

— Ну настроили — так и идите отсюда! — прикрикнула она на меня. — Шляются тут всякие!..

Я не стал спорить и вернулся в гримёрку. Колени и до этого не подрагивали, но теперь в душе у меня воцарился покой. Я знаю, чего я стою, и сегодня выдам эту стоимость на гора по полной программе.

— Парни? — А вот на парней было страшно смотреть. Особенно на Карена.

— Вань, мы это… Может по маленькой?

— Паш, дай ему в морду? — попросил я. — Мне играть — вдруг руку вывихну. И налейте кто-нибудь сока. Ребят, а вы готовы?

— Всегда готовы! — вскинули руки в жесте юных коммунистов прошлого Хан и Наото.

— Парни, всё будет нормально, — пытался ободрить я всех взглядом. — Я был там только что, видел. Отличный зал, боевой у всех настрой. А подонков пресечёт наша дружина.

— Налей и мне… Сока. — Мой уверенный голос и холодный тон подействовал, Карена начало отпускать.

— А у меня живот болит. — А это Хан.

— Это нервное, — заметил Павел. — Перетопчешься. На лучше и тебе сока.

* * *

Часы показывали двадцать пять минут седьмого когда мы, наконец, начали. И это у нас всего половина стадиона собрано (на самом деле треть, но тс-с-с, не будем придираться). А если бы сюда пришли сто двадцать тысяч? Или все сто восемьдесят? Сколько бы пришлось ждать?

Как бы то ни было, светореж дал обратный отсчёт. На его «ноль» свет в зале погас, а сзади смонтированной сценической площадки заискрились нежно-голубым свечением резервники, то бишь резервное не видное из зала освещение. Гул на стадионе мгновенно стих.

Я, осторожно ступая, вышел на сцену, сжимая одной рукой гитару. Вышел на самый край — авансцены тут нет, мониторы расставлены почти по границе. За обрывом виднелась полоса метров в пять, на которой на расстоянии метра в три друг от друга лицом к залу спиной к сцене стояли стюарды. Высота сцены около двух метров, меньше пяти метров и не надо — передним рядам не будет ничего видно. За линией стюардов, за сборочным металлическим ограждением, очень крепким на вид даже издалека, бушевало море из голов. Все головы тихо переговаривались и ждали собственно начало, ждали с предвкушением. Надеюсь не разочаруются. Произнёс коронное: «Давай» — и переключил гарнитуру на основную линию — на работу с залом.

После чего появился в столбе света, как когда-то планировал редактор на космофесте. Но в отличие от ангара за космодромом, я хоть и сжимал гитару, но не пел, и вокруг не лилась фоновая музыка. Я вообще решил начать концерт иначе, с активной мажорной ноты и дикого напора, а не медленного повышения градуса начиная от романтики. Потому столб света поднялся от меня вверх, а я просто стоял, ожидая, когда фоновый гул и свист в зале при виде меня стихнет.

Наконец зритель подобрался, ожидая, что я выкину. Я улыбнулся, мысленно перекрестился, и перебарывая вдруг возникшую дрожь в коленях, произнёс: