Кабинет фей

Когда наступил вечер их прибытия, весь дворец украсили множеством огней. Графиня встречала гостей на лестнице; они же приветствовали ее такими причудливыми поклонами, столько раз воздевали и опускали руки, произнося на все лады то «и», то «а», то «о»[197], что дон Франсиско, изо всех сил старавшийся сдержать смех, едва не задохнулся; графиня же учтивейше им кланялась, однако ж при слове «Аллах» ни разу не удержалась, чтобы украдкой не перекреститься. С выражениями живейшей признательности она приняла от них в подарок отрезы парчи, веера, китайские шкатулки, каменья с резьбой и прочие замечательные диковинки, которые они привезли ей и ее дочерям, объяснив, что в их краях это самые обычные вещи; по-испански они при этом старались изъясняться так скверно, что понять их было весьма и весьма трудно.

Милейшая графиня пришла в восторг от столь многочисленных проявлений почтения; однако, говоря с ней, молодые люди были несколько рассеянны, как и свойственно влюбленным, увидевшим предмет своего обожания; как ни старались они не смотреть на возлюбленных, взоры их то и дело устремлялись к ним. И вот наконец донья Леонора почувствовала укол беспокойства, отрадного ее сердцу, но беспричинного; хотя и вспомнила она глаза дона Фернана, а в чертах одного из мавров уловила некоторое сходство с доном Хайме, — но как ей было узнать их самих в этих смуглых и столь причудливо одетых незнакомцах?

Графиня провела их по большой галерее, украшенной картинами, указав на одну, недавно ею купленную; на ней Амуры забавлялись разными играми, а самый маленький из них, надев маску, пугал остальных. Дон Фернан похвалил выдумку художника и его мастерство, и это была речь умного человека с хорошим вкусом. Он с равнодушным видом остановился перед картиной и, пока графиня говорила с племянником, все развлекавшим ее, не отставая ни на шаг, влюбленный мавр взял карандаш и написал у ног Амура в маске:

Escondido a todosPor ser visto de tus lindos ojos[198].

Что значит:

Я прячусь ото всех,

Чтобы видеть ваши прекрасные глаза.

Не успела юная Леонора взглянуть на эту надпись, как сердце ее разгадало загадку; ею овладело радостное волнение. Дон Фернан понял, что она раскрыла тайну и что ей отнюдь не противно видеть его; он развеселился, проявляя поистине искрометное остроумие и рассказав множество приятных историй, весьма позабавивших Леонору. И все же, как ни отрадно ей было слушать его, она улучила минутку и, потихоньку отведя сестру в сторону, спросила ее:

— Дорогая Матильда, вы что же, в отличие от меня, совсем не опасаетесь, что дона Фернана и дона Хайме узнают?

— Не понимаю, — отвечала ей Матильда, — о чем это вы?

— Ах, бедная девочка, — сказала Леонора с улыбкой, — плохо же ваши глаза служат вашему сердцу! Как! Вы до сих пор не поняли, что тот мавр, что не отходит от вас, — дон Хайме, а другой, беседовавший со мной, — дон Фернан?

— Возможно ли?! — воскликнула Матильда. — Сестра, неужели это правда?! Однако же, — продолжала она, — он так пристально смотрит на меня и так со мной любезен, что заставляет меня отбросить последние сомнения.

Возвращаясь к маврам, они услышали, как графиня предлагает всем выйти в сад, — там, в отдаленной рощице, она приказала устроить иллюминацию, которую все нашли поистине очаровательной. Компания прошла по длинной аллее, выходившей к двум каналам; там жасмины и померанцы, перевитые жимолостью, образовывали открытую зеленую беседку, посреди которой бил фонтан, и вода его падала в бассейн с нежным журчанием, подзадоривавшим соловьев: те старались вовсю, заглушая шум струй своим щебетом. Все в восхищении сошлись на том, что сия беседка — воистину обитель услад; затем уселись на скамейки, выложенные дерном; тут как раз подали напитки со льдом, шоколад, варенья[199]

, чтобы подкрепиться до ужина. Графиня всячески старалась развлечь мавров, а поскольку в то время в моде были романсы, то она и велела Леоноре рассказать самый свежий из них. Прелестная девица не осмелилась отказать, ибо не так воспитала ее матушка, чтобы пренебречь ничтожнейшим из ее приказаний; и вот она начала.

Пер. М. А. Гистер

Желтый Карлик[200]

ила когда-то королева. Она родила много детей, но в живых осталась одна только дочь. Правда, эта дочь была прекрасней всех дочерей на свете, и овдовевшая королева не чаяла в ней души; но она так боялась потерять юную принцессу, что не старалась исправить ее недостатки. Восхитительная девушка знала, что красотой больше походит на богиню, чем на смертную женщину, знала, что ей предстоит носить корону; она упивалась своей расцветающей прелестью и возгордилась так, что стала всех презирать.