Кабинет фей

— Из всего сказанного я могу заключить, милая маленькая канарейка, — сказала ему королева, — что вы наказаны за то, что слишком любили.

— Это так, сударыня, — отвечал летун-кенар, — я сын одного испанского гранда[217]

, а любовь в нашем краю властвует столь безраздельно, что сопротивляться ей — преступление, граничащее с мятежом. При дворе явился один английский посол. У него была дочь необычайной красоты, но надменная и желчная до несносности. Несмотря на это, я увлекся ею, я любил ее, обожал. Она же то казалась чувствительной к моим исканиям, а то вдруг отвергала меня так жестоко, что почти вывела из себя. Однажды меня, уже доведенного до отчаяния, попрекнула моею слабостью одна почтенная старушка, но меня не заставили одуматься никакие ее увещевания. Тогда она рассердилась не на шутку и сказала: «Превращаю тебя в канарейку на три года, а твою возлюбленную в осу». Я тут же почувствовал это необыкновенное превращение; как ни горько мне было, я все же полетел в сад послании-ка узнать, что сталось с его дочерью. Едва лишь прилетев туда, я увидел ее — в виде огромной осы, жужжавшей вчетверо громче любой другой. Я порхал вокруг нее с настойчивостью влюбленного, которого ничто не в силах оторвать от предмета его обожания; в ответ она несколько раз попыталась меня ужалить.

«Вы желаете моей смерти, прелестная оса? — спросил я. — Вам не потребуется жала; лишь прикажите — и я умру». — Оса же, ничего не ответив, накинулась на цветы, обратив на них, несчастных, весь свой дурной нрав.

Подавленный ее презрением и собственным жалким положением, я летел, не разбирая дороги. Наконец я достиг прекраснейшего в мире города, который зовут Парижем. Я так устал, что немедля спустился на кроны больших деревьев, окруженных оградою. Сам не знаю как, я оказался вдруг в большой зеленой клетке, украшенной золотом. Комнаты были обставлены с удивительным великолепием. Вдруг вошла юная красавица и принялась ласкать меня, так мило со мною беседуя, что я был очарован. Находясь в ее комнате, я вскоре узнал ее сердечную тайну: к ней часто заходил эдакий фанфарон, вечно разъяренный и недовольный всем на свете, — он не только осыпал ее незаслуженными упреками, но и бил так, что она замертво падала на руки своих камеристок. Мне горько было видеть ее страдания, особенно же меня огорчало, что побои, которыми варвар награждал ее, лишь с новой силой пробуждали нежность в этой милой женщине.

Я денно и нощно мечтал, чтобы те же феи, что превратили меня в канарейку, явились и навели порядок в этой несуразной любви. Мои желания исполнились, и феи вдруг появились в ее спальне как раз в тот момент, когда ее неистовый любовник приступил к обычным забавам. Они осыпали его упреками и приговорили пожить в волчьей шкуре, долготерпеливую же даму, покорно сносившую побои, превратили в овечку и обоих отправили в рощу под горой. А я взял и улетел. Мне хотелось посмотреть все европейские дворы. Я прилетел в Италию и случайно попал в дом к одному крестьянину, которому часто приходилось отлучаться в город, а он был очень ревнив и, не желая позволять жене ни с кем видеться, на весь день запирал ее на ключ, так что мне выпала честь забавлять эту прекрасную узницу. Да вот только у нее были иные заботы, кроме как со мной болтать. Один сосед, давно ее любивший, спускался к ней по вечерам через печную трубу; он вылезал оттуда черный как черт[218]. Ключи, которые так берег ревнивец, лишь усыпляли его же бдительность. Я же все время боялся, как бы не случилось чего ужасного, но тут сквозь замочную скважину явились феи, чем немало удивили нежную парочку. «Ступайте на покаяние, — сказали они любовникам, касаясь их волшебными палочками, — трубочист пусть станет белкой, а дама, столь преловкая, — обезьянкой; и пускай муж ее, коль скоро ему так нравится стеречь ключи от дома, на десять лет превратится в дога».

— Мне пришлось бы слишком злоупотребить вашим вниманием, — прибавил летун-канарейка, — вздумай я рассказать вам обо всех моих приключениях. Я довольно часто прилетаю в рощу под горой и всякий раз встречаю там новых животных, ибо феи все еще странствуют, а люди по-прежнему огорчают их нескончаемыми дурными поступками. Однако вы еще успеете вдоволь наслушаться о приключениях тех, кто здесь кается.