Кабинет фей

— Если б вы отказывались наряжаться оттого, что этого вам не позволяю я, — это было бы правильно, — ответил принц, — однако вам надо стараться быть приятной моему взору. Через четыре дня все будет готово к свадебной церемонии. Наслаждайтесь жизнью, принцесса, и распоряжайтесь всем, ибо вы уже полноправная хозяйка здесь.

После его ухода Карпийон заперлась в покоях с верной гувернанткой, предоставив той выбор — помочь ей спастись или придумать, как в день свадьбы покончить с собой. Однако гувернантка, убеждая принцессу, что бегство невозможно, самоубийство же с целью избежать тягот жизни есть признак слабости, принялась взывать к ее благоразумию, внушая, что Карпийон сможет быть счастлива и почтительна с Горбуном, даже если и ничуть не любит его.

Ни один из этих доводов принцессу не убедил: она ответила гувернантке, что больше полагаться на нее не может и все ее обманули, а стало быть, теперь она сама решит, что делать; раз уж суждено ей такое зло, то клин клином вышибают. Засим она отворила окно, часто и безмолвно поглядывая в него. Гувернантка, испугавшись, как бы госпожа не бросилась вниз, упала на колени и, ласково глядя на нее, спросила:

— Но что же могу я сделать для вас, Ваше Высочество? Я подчинюсь, даже если придется заплатить за это жизнью.

Тут принцесса обняла ее, попросив купить ей одежду пастушки и корову: она убежит куда глаза глядят переодетая, и нечего ее отговаривать, потому как это лишь время понапрасну тратить, а его уже и так почти нет. И еще — чтобы успеть ей уйти как можно дальше, надобно будет уложить в кровать принцессы куклу в ночном чепце и сказать всем, что Ее Высочеству нездоровится.

— Вы прекрасно понимаете, госпожа, — сказала принцессе бедная гувернантка, — какой опасности я подвергаю себя. У принца Горбуна не будет причин сомневаться, что я помогла осуществить ваш замысел, и он подвергнет меня пыткам, чтобы разузнать, где вы, а потом велит сжечь или содрать кожу живьем. Вот и скажите после этого, что я вас совсем не люблю.

Принцесса же отвечала ей в сильном замешательстве:

— Я хочу, чтобы и вы убежали через два дня, а до тех пор не составит большого труда всех обманывать.

Наконец они так удачно все продумали, что в тот же вечер у Карпийон появились одежда пастушки и корова.

Это простое облачение так шло принцессе, что в нем она была вдвое прекраснее, чем все богини с высот Олимпа: и те, что призвали пастуха Париса, и сотня дюжин всех прочих. И вот она пустилась в путь одна, при свете луны, то ведя корову в поводу, то забираясь ей на спину; шла навстречу приключениям, умирая от страха. Легкий ли ветерок шелестел в кустах, птичка ли взлетала из гнезда или заяц выбегал из норы — всё ей казалось, что это волки или грабители, пришедшие ее убить. Она шла всю ночь и хотела идти и дальше, когда занялась заря, но корова остановилась пощипать травку на лугу, и принцесса, уставшая от ходьбы в тяжелых сабо и неудобном платье из грубой сермяги, прилегла на траву у ручья. Сняв желтый чепец, чтобы уложить выбившиеся из-под него белокурые локоны, спадавшие к ее ногам, она быстро огляделась, дабы убедиться, что никто ее не видит, и быстро спрягала кудри под чепцом; но при всей своей осмотрительности не заметила, как рядом с нею вдруг, откуда ни возьмись, появилась дама, вся закованная в латы, за исключением головы, с которой она сняла украшенный алмазами золотой шлем.

— Я порядком устала, пастушка, — обратилась она к принцессе, — не надоите ли мне молока вашей коровы, чтобы утолить жажду?

— С удовольствием бы, госпожа, — ответила Карпийон, — будь у меня посуда, куда налить его.

— Вот, — сказала воительница, протянув красивую фарфоровую чашку, но бедная принцесса не знала, как подступиться к корове, чтобы ее подоить.

— Неужто у вашей коровы совсем нет молока? — спрашивала дама. — Или вы не умеете доить?

Принцесса заплакала, устыдившись, — вот какой неумехой выглядит она перед особой столь необычной.

— Должна признаться, госпожа, — сказала Карпийон, — что в пастушках я недавно. Отвести корову на выпас — вот вся моя работа, остальное делает матушка.

— Значит, у вас есть матушка? — молвила воительница. — Чем же она занимается?

— У нее своя ферма, — ответила принцесса.

— Далеко отсюда?

— Нет, — поспешила ответить Карпийон.

— Поистине, я чувствую к ней большое расположение и признательна ей за то, что она произвела на свет такую красивую дочь. Я хочу повидать ее.

Тут Карпийон совсем растерялась — лгать она не привыкла, и неведомо ей было, что она разговаривает с феей, ибо феи в те времена не были явлением столь обычным, каким стали теперь[235]. Принцесса опустила глаза, а щеки ее заалели от стыда. Наконец она сказала:

— Если я ухожу на пастбище, то вернуться могу лишь вечером. Прошу вас, госпожа, не заставляйте меня сердить матушку. Она может меня отругать за то, что я ее ослушалась.