Кабинет-министр Артемий Волынский

Она чаще всего появлялась в свите Екатерины, ради праздников старавшейся отличиться и щедростью даров приближённым, и блеском своих нарядов, и умением зажечь сердце красотой плавных танцев и напевных песен. Никогда ещё не веселилась так Айна, и долго потом вспоминала она о ликовании по случаю заключения мира...

Присутствовала она и на торжественной обедне в Троицком соборе, где состоялась церемония поднесения Петру титула Великого, отца Отечества и императора Всероссийского.

Золотая внутренность собора горела от блеска тысяч свечей, когда архимандрит Феофан Прокопович служил благодарственный молебен в честь подписания мира. Ангельскими голосами пели мальчики на клиросе, возвещали многие лета Петру басы хора. А после благодарственного молебна Феофан Прокопович произнёс проповедь, от которой у Анны осталось неизгладимое воспоминание.

Зачитан мирный договор со Швецией, рассказано обо всех приобретениях Петра, а Феофан Прокопович густым глубоким голосом говорил и говорил о том, сколько пользы принёс своему Отечеству государь, какие знаменитые и достойные дела вписал он в историю российского народа.

А потом вышел к амвону старейшина сенаторов канцлер Головкин и от имени всех девяти сенаторов, единодушно подписавших всеподданнейшую просьбу к Петру, просил его принять имя императора и отца Отечества.

Речь канцлера была длинной и затейливой:

   — Токмо единые вашими неусыпными трудами и руковождением, мы, ваши верные подданные, из тьмы неведения на театр славы всего света и тако пришли из небытия в бытие произведены и в общество политичных народов присовокуплены...

Слушая ораторов, проповедь Феофана и речь Головкина, Пётр заметно прослезился, но не стал вытирать глаз, а бодро отвечал говорившим:

   — Радость сия нас не обошла. Мир долговременный заключён, но, надеясь на мир, не надлежит ослабевать в воинском деле, дабы с нами не сталось, как с монархиею греческою. И потому всем надлежит трудиться о пользе и прибытке общем, который Бог даёт нам, пред очи кладёт как внутрь, так и вне, от чего облегчён будет народ...

Загремели залпы тысяч пушек. Стреляли из Адмиралтейства, Петропавловской крепости и со всех 125 галер, пришвартованных к гаваням города. Петербург был так иллюминован, что, казалось, всё объято пламенем, а земля и небо содрогаются от грома пушечных залпов и готовы вот-вот разрушиться...

Но праздник прошёл, и Петербург охватило невиданное бедствие: холодная вода Невы затопила город, волны Балтийского моря пошли в атаку на северную столицу. Небывалое бедствие, угрожающее по своему размаху смыть всю столицу, обратить её в страшное болото.

Анна едва успела уехать. Её карета двигалась по улицам Петербурга, уже превратившимся в каналы, лошади храпели от напора воды и скакали по брюхо в мутной серой жиже.

На последней заставе воды стало меньше, а немного погодя кареты и возки Анны выбрались на сухой путь.

Оглянувшись в последний раз на город, Анна увидела страшную картину наводнения. Огромные деревья, вырванные с корнем, плавали в чёрных водоворотах, ныряли и снова показывались на поверхности целые крыши, снесённые ураганом, тонули маленькие лодчонки, уносимые словно кипящей водой, крутились в волнах разные предметы обитания, коряги, старые плетни, куски заборов, выбитые волной рамы с осколками стёкол в них, выли собаки, задыхались в рёве воды животные — коровы, лошади, овцы. Там и сям выныривали тела многочисленных утопленников: Нева требовала себе жертв...

Анна без оглядки уносилась в Митаву. Долго ещё будет вновь отстраиваться столица, долго ещё будут хоронить утопленников, вылавливать огромные брёвна, чинить повреждённые суда и пристани...

Словно бы мстило Балтийское море столице России за выход к его берегам — громадные волны несло из моря в реку, вода пошла вспять. И снова встал Пётр на защиту своей любимой столицы, своего Парадиза, на маленьком боте носился он среди волн, рискуя то и дело самой жизнью. По его распоряжению солдаты укрепляли берега мешками с землёй, заваливали камнями самые опасные места, но река будто смеялась над усилиями тысяч людей — гигантские волны смывали насыпи, разбиваясь лишь о каменные стены дворцов и напрочь унося глинобитные хижины и лачуги простого народа.

Но утих ветер, успокоились волны, и снова вошла Нева в свои берега, а обездоленным, лишённым крова людям Пётр открыл свою казну, помогая вновь обосновываться на берегах коварной, свирепой реки.

И едва установился санный путь и снежное покрывало скрыло все изъяны и грязь города, как поскакал Пётр в старую столицу — надо было ему и там устроить торжество по случаю дорогой победы. И плыли по улицам Москвы невиданные корабли — лошади тащили сани с макетами судов. Распущенные паруса ловили ветры, а на палубах сидели в маскарадных костюмах сенаторы, высшие офицеры, иностранные послы, придворные дамы. Грандиозный маскарад превратил Москву в театральную сцену — все улицы стали словно бы каналами, по которым плыли и плыли морские суда. Невиданный спектакль устроил для своих подданных царь — так завершил он своё завоевание Балтийского моря...