Кадеты и юнкера. Кантонисты

— Не могу знать, господин корнет. Я только что приехал…

— Как? — возмутился он и даже покачнулся от изумления. — Вы уже две минуты в школе и не знаете моего имени и отчества? Вы что же, «молодой», не интересуетесь службой? Или, быть может, ошиблись адресом и шли в университет? — закончил он уничтожающим тоном.

— Никак нет, господин корнет. Я прибыл на службу в школу «сугубцем», но только еще слаб в дислокации…

— А-а-а, — величественно протянул корнет, — это другое дело.

Сразу смягчив тон, он продолжал:

— Вы, я вижу, «молодой», подаете надежды… это хорошо… это приятно… пожалуйте за мной.

Он круто повернулся и зашагал через залу впереди меня. Я почтительно последовал за начальством, не выпуская из рук чемодана.

К слитному гулу голосов, несшемуся нам навстречу из помещения эскадрона, так знакомому мне по корпусу, здесь, однако, примешивался нежный металлический звук, заставивший сладко сжаться мое мальчишеское сердце. «Шпоры!» — мелькнула у меня в голове радостная догадка, и на душе сразу стало тепло и весело. Это был действительно звон многочисленных шпор, неизменный признак кавалерии, но здесь, в школе, он отличался особенной мелодичностью и густотой благодаря знаменитому мастеру старого Петербурга — Савельеву, поставлявшему своим клиентам шпоры с «малиновым» звоном. Под этот мелодичный звон началась для меня и на многие годы потекла моя дальнейшая кавалерийская жизнь.

Юнкер, встретивший меня на лестнице, оказался «майором» Саклинским. Он довел меня под ироническими взглядами других корнетов, таких же щеголеватых и ловких, до дежурной комнаты, где за высокой старинной конторкой сидел плотный ротмистр с усами цвета спелой ржи. Я взял под козырек и, вытянувшись, как утопленник, произнес уставную формулу явки:

— Господин ротмистр! Окончивший курс Воронежского великого князя Михаила Павловича кадетского корпуса Анатолий Марков честь имеет явиться по случаю прибытия в училище.

При первых словах моего рапорта ротмистр быстро надел фуражку и взял под козырек, а группа стоявших в дверях юнкеров, враз щелкнув шпорами, стала «смирно». Выслушав меня, офицер сел снова, принял от меня бумаги и крикнул в пространство:

— Взводный вахмистр Персидский!

Через три секунды, словно по волшебству, в дверях вырос юнкер еще шикарнее виденных мною до этого. Мелодично звякнув шпорами, он вытянулся в ожидании приказаний.

— Вот, вахмистр, возьмите к себе этого «молодого» и… «в работу», — приказал ротмистр, оскалив в улыбке свои на редкость белые зубы.

— Слушаю, господин ротмистр, — весело ответил вахмистр и, повернувшись кругом, вышел из дежурки. Этот лихой юнкер, стройный и подтянутый, преисполнил мое сердце старого кадета изумлением и восторгом. Все его движения, жесты и повороты не были похожи на грубоватые кадетские приемы, а представляли собой поистине строевую поэзию. Изящество, легкость и отчетливость движений в сопровождении мелодичного звона савельевских шпор мог понять и оценить только военный глаз, который вырабатывался у нашего брата-кадета после 7–8 лет пребывания в корпусе.

Ошеломленный и очарованный этими блестящими примерами высшей военной марки, я вышел вслед за вахмистром. Снова перейдя «среднюю площадку», мы вышли в коридор и остановились перед первой дверью налево, оказавшейся вахмистерской. Здесь помещался эскадронный вахмистр — на училищном языке «земной бог», — высокий, стройный, державшийся с большим достоинством юнкер, на погонах которого было три желтые нашивки. По правилам училища в начале года юнкеров, предназначенных занять на старшем курсе должности портупей-юнкеров, производят: взводных — в младшие, а вахмистра — в старшие портупей-юнкера. Свои настоящие чины они получают лишь некоторое время спустя.

Выслушав рапорт о явке, вахмистр оглядел меня с ног до головы и приказал моему провожатому:

— Ты, Персидский, возьмешь его к себе во взвод!

После этого мы отправились в спальню. В небольшой зале с двумя десятками кроватей, отделенных одна от другой высокими тумбочками, над которыми висели электрические лампочки с абажурами, мы застали группу кадет разных корпусов, вскочивших при входе взводного вахмистра.

— Вот, «молодой», — сказал он мне, садясь на койку, — знакомьтесь с вашими «сугубыми товарищами».

«Сугубые товарищи» один за другим подали мне руку и назвали свои фамилии, после чего взводный приказал нам отставить все церемонии и, усадив всех вокруг себя, просто и по-товарищески объяснил то, что мы должны были знать на первых порах нашей школьной жизни.

— Пека вы попросите какого-либо из господ корнетов стать вашими «дядьками», которые вас научат уму-разуму, я сообщу вам самое необходимое, касающееся распорядка школы, — объявил нам Персидский.