Привыкнув наблюдать в корпусе кадетский аппетит, я был удивлен тем, что наши «корнеты» почти ничего не ели, занятые преподаванием нам хорошего тона. Причиной этому, как мне потом стало известно, оказалась юнкерская лавочка, которой заведовал старший курс и где продавались всевозможные вкусные вещи. Она-то с избытком и заменяла старшему курсу казенное довольствие. Лавочка эта помещалась в нижнем этаже рядом с «гербовым залом», где по стенам висели щиты, раскрашенные каждый в свой полковой цвет, по числу кавалерийских полков с указанием истории каждого из них, их отличий и особенностей, что входило в состав так называемой на юнкерском языке словесности, обязательной для изучения юнкерами младшего курса. «Словесность», или иначе «дислокация» на юнкерском языке, обязывала каждого «молодого» в возможно краткий срок, в его собственных интересах, изучить подробно не только все относящееся к семидесяти двум полкам регулярной кавалерии., но также имена всего начальства, и в том числе всех юнкеров старшего курса, с добавлением того, в какой полк каждый из них намерен выйти. Это было довольно сложно, но внедрялось в наши головы с такой неуклонной настойчивостью, что я помню все это до сегодняшнего дня, то есть почти через полвека.
Для быстрейшего усвоения молодежью всей этой премудрости старший курс постоянно экзаменовал нас в любой час дня и ночи и в любом месте: в спальне, коридоре, столовой, курилке, уборной и в манеже; везде «сугубец» должен был быть готов перечислить гусарские или уланские полки, объяснить подробности той или иной формы. Словом, пока по всей такой науке «молодые» не сдавали экзамена у своего «дядьки», им не было ни отдыха, ни покоя. Существовала, кроме того, еще и неофициальная «словесность», менее обязательная, но все же приличествующая хорошо выправленному и «отчетливому сугубцу». Она была отчасти характера анекдотического, отчасти философски-практического, в большинстве случаев малоприличного содержания вроде «верха рассеяния». «Корнеты» считались «родившимися из пены Дудергофского озера» и являлись «офицерами» уже в школе; что касается «молодых», то они в лучшем случае по службе могли рассчитывать стать «штаб-трубачами через 75 лет службы при удачном производстве». В смысле предела своей власти над младшим курсом старший курс вопреки всем фантазиям и рассказам был строго ограничен определенными рамками, переходить которые не имел права под страхом лишения «корнетского» звания. За этим строго следил «корнетский комитет» (возглавляемый выборным председателем), куда входили все юнкера старшего курса. Председатель «корнетского комитета» являлся верховным блюстителем и знатоком традиций школы; компетенция его была неоспорима.
Согласно обычаю «корнеты» не имели права задевать личного самолюбия «молодого». Последний был обязан выполнить беспрекословно все то, что выполняли до него юнкера младшего курса из поколения в поколение, но имел право обжаловать в «корнетский комитет» то, в чем можно усмотреть «издевательство над его личностью, а не «сугубым званием зверя». «Корнеты», например, не имели права с неуважением дотронуться хотя бы пальцем до юнкера младшего курса, уж не говоря об оскорблении. Это правило никогда не нарушалось ни при каких обстоятельствах. Немыслимы были и столкновения юнкеров младшего курса между собой с применением кулачной расправы и взаимных оскорблений; в подобных случаях обе стороны подлежали немедленному отчислению из училища независимо от обстоятельств, вызвавших столкновение. В своей среде старший курс строго придерживался старшинства, свято соблюдавшегося в военной среде старого времени. Старшинство это в школе, однако, базировалось не на уставе, а на обычном праве. Вахмистр, взводные и отделенные портупей-юнкера для старшего курса были начальниками лишь в строю, в обычном же общежитии со своими однокурсниками никакими привилегиями не пользовались; зато засевшие на младшем курсе «майоры» почитались выше «корнетов», а еще выше были «полковники», находившиеся в школе по четыре года, и редкие «генералы», просидевшие по пяти. Последним младший курс должен был при встрече становиться во фронт. Все эти «чины», однако, Приобретались в большинстве своем не за малоуспешность в науках или строю, каковые юнкера считались «калеками», а, так сказать, по линии традиций.