Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине

Они создали тот разумный, твердый, ясный порядок, при котором в одну-две ночи смогли потом принять для спасения 136 000 людей, сразу покидавших Родину, когда почти никто уже не доверял друг другу, почти всеми овладевала тоска и безволие, когда красный враг стискивал свое багровое кольцо вокруг последней пяди белой земли, а любезные союзники – иностранные державы перестали оказывать материальную и моральную помощь, бросив белых героев на произвол судьбы.

Когда по горам, лесам и балочкам… в укромных местах Малахова кургана, прячась от глаз Белого Победителя, но чуя его близкую кончину, севастопольские «красные» матросы, портовые мастеровые, «розовые» перебежчики обыватели, «зеленые» хищники и другие вредители Родины тайно собирались и шептались, как бы помешать кораблям выйти из Севастополя, как бы испортить их механизмы, открыть кингстоны, затопить на рейде, в порту или даже в пути, что еще лучше, ибо тогда погибнут и бежавшие на них белые. Замышляли набросать мин у выхода в море, взорвать Инкерман, поджечь склады одежд и питания.

Долгие часы подряд на маленьких спинах моих милых кадет, ручных тележках и носилках сползали с горы зеленые и серые тюки зашитого и увязанного обмундирования, обуви и белья, и все это складывалось во флигеле и во дворе. Рота превратилась в багажную станцию. Вскоре к пристани корпуса подошла громадная портовая баржа и открыла свое огромное, китоподобное темное чрево… Железный кит наглотался до отказа учеными и учебными книгами, богатой беллетристикой. Астрономическими, физическими и химическими приборами. Кухонной и столовой посудой… Бочками сала, клетями кур, петухов и уток… Усталые и измученные грузчики закрыли это чрево тяжелыми люками и ввели по сходне последних трех коров.

Все остальное богатство, скопленное трудом многих, многих поколений, все эти вещи, к которым привык с детства, в которые вошла частица души, вся эта красота любимых картин и близких сердцу книг оставлялась навсегда во владение врагу. Не поймет он ее, разобьет грубою рукою, растопчет нежное, любимое и дорогое грубой и дерзкой ногой.

30 октября 1920 года. Наступило утро Зиновии Богонравы. И видно, так нравилось Богу, чтобы в этот день мы покинули родную землю. Ибо этим путем Господь спасал нашу жизнь и, как некогда святому Иосифу, сказал Он: «Возьми отрока моего и Марию, Матерь Его, и беги с Ними в Египет, пока не положу к ногам Его врагов Его».

Так и мы, взяв отроков наших, вывели их из дома и увели в Африку, где лежит Египет, сохранивший Господа нашего. Но как тяжело, как горько было покидать дом свой.

Маленький портовый катерок принял нашу баржу на буксир, огласил воздух резким свистом и медленно отошел. Перекрестились. Поплыли. Все невольно повернулись лицом к корпусу. Высокий белый дворец, широко развернув свои крылья по серой горе, холодным белым золотом бесстрастно смотрел с высоты и все уменьшался в размерах. На пристани горько плакала одинокая старушка – бабушка кадета. Плакала Старая Русь…

С левого борта вырос громадный серо-стальной борт дредноута «Генерал Алексеев»[260]. Наша черная баржа доверчиво прижалась к нему.

Гардемарины корпуса, выгрузившись на линейный корабль, сейчас же заняли караульные посты – на вахтенном мостике, у башен, у бомбовых погребов, у ответственных механизмов машины и других важных мест корабля, который все еще нес на себе матросов, из коих многие были тайными врагами и могли принести кораблю непоправимый вред.

Устроив помещение для кадет, я поднялся на палубу и подошел к куче книг, разбросанной по большому участку. На юте под тентом, бивуаком, среди корзин, перин, сундуков и утвари, стояли дамы, девушки и дети, наблюдая за выгрузкой вещей и погрузкой угля.

«Война и мир» Льва Толстого, «Евгений Онегин» Пушкина, «Герой нашего времени» и «Демон» Лермонтова, «Три сестры» и «Вишневый сад» Чехова, «Бесы» Достоевского, – все эти имена и названия бросились мне в глаза из этой кучи на черной палубе, и, машинально прочитывая названия, подумал я: «Война» с врагами внутренними, «Мир» с врагами внешними, «Татьяны Ларины» и «Онегины», «Наташи Ростовы», все эти «Анны Каренины» и милые девушки Гончарова «Веры» и «Марфиньки», героини Тургенева «Елены», «Лизы» стоят здесь на юте, чтобы отплыть на чужбину, с ними уходит «великая Красавица Россия», царственная, полная величия и красоты. Она уходит от «Героя нашего времени» – грядущего и пришедшего «Хама», «Бесы» Достоевского овладели Русской землею, и «Мертвые души» Гоголя наполнят ее города. Развернется широко «Фома Гордеев», и затопчат «Босяки» Горького русскую культуру. Воцарится на родной земле «Царь Голод» Леонида Андреева и со смехом пропляшет жизнь «его» человека.

Красный «Демон» Лермонтова будет соблазнять Чистую «Тамару» и обратит ея взор молитвенный от Святой Иконы на свое лицо. Люди «Мертвого Дома» Достоевского, сбросив цепи с себя, закуют Россию в цепи свои, обратят богатый, чудный край в «Мертвый Дом» и кладбище.