Кадиш по Розочке (СИ)

Он начал уже привычные по Питеру речи о свободе, мире, земле, заводах и прочих благах, которые щедро сулили своим сторонникам советы. Красные гвардейцы, сторонники 'кожаного', громкими криками выражали свое одобрение. Потом его сменил офицер с синими петлицами, и синим же знаком, кажется, трезубцем, на рукаве шинели. Он призывал солдат вливаться в армию Украинской народной республики, которая одна может противостоять агрессии и хаосу, осуществить вековые чаяния всех народов Украины о независимости. Поляки не особенно понимали, о чем идет речь. Но слушали с интересом, порой смеясь какому-нибудь неожиданному созвучию русских и польских слов.

Пока ораторы упражнялись в красноречии, поддерживаемые своими сторонниками, Додик напряженно думал. Собственно, и первые, и вторые ему были не особенно интересны. И уж совсем не улыбалось Давиду попасть в перестрелку сторонников мировой революции и независимой Украины. И если польские солдаты были вынуждены примкнуть хоть к кому-то, то у него, как говорил его бывший попутчик, Александр Иванович, 'еще были дела на этом свете'. Словом, нужно было бежать. Выпрыгивать сейчас из вагона было не просто. Его бы заметили сразу же. Ладно, подождем. Перебранка на перроне постепенно затихла, надоев и тем, и другим.

Наконец, противоборствующие силы на перроне пришли к соглашению. Солдаты польского запасного полка начали выпрыгивать из вагонов. Вот оно. Давид выпрыгнул из двери, но не побежал вперед, где организовывалось построение, чтобы куда-то идти, а быстро пролез под вагоном. Попытался выглянуть на другую сторону. Оп. Там тоже стояли вооруженные люди. Ничего. Подождем. Поезд пока стоит. Выглянул еще раз. Пусто. Выскочил и быстро побежал вдоль состава, перескочил еще через пару путей. А вот и перрон с обычной публикой.

И просто хорошо. Давид отряхнулся, поднялся на перрон и с самым независимым видом прошелся вдоль вокзала. Да, вокзал очень даже неплохой. На входе стоял важный полицейский. Он неодобрительно осмотрел Давида, точнее, его мятую и не особенно чистую шинель (все же пятый день в дороге), но пропустил внутрь.

Внутри вокзал тоже был вполне удобным местом. Давид подошел к кассам. Вся польза от этого променада заключалась только в том, что он убедился: кассы были закрыты. Хотя, как ему объяснил невысокий господин в железнодорожной форме, билеты продают. Но только утром в течение часа, поскольку и поездов теперь совсем мало. В основном идут военные и товарные составы.

- Хотя, - вдруг, загадочно подмигнул он - Если вам очень сильно нужно ехать...

- Очень. Поверьте, мне очень нужно ехать, - быстро проговорил Давид - Мне нужно в Крым... Ну, хотя бы до Мелитополя.

- Тогда слушайте, молодой человек. До Крыма пока сообщения нет. Туда идут только товарные и военные составы. До Мелитополя поезда ходят. Только билеты распроданы на две недели вперед. Сегодня и завтра поезда не будет. Будет поезд в Киев. Хотите поехать в Киев? Нет? Зря. Замечательный город. Ну, как хотите. На Мелитополь поезд будет через два дня. Время отправления.... Хотя, какое сейчас время отправления. Словом, подходите послезавтра сюда, к кассам часов в девять. Я вас подожду. Если, конечно, найдете двенадцать рублей.

- Сколько? - Давид поперхнулся. Сумма была невероятной.

- Двенадцать рублей. Вы же понимаете, молодой человек, что купить билеты можно и за два с полтиной. Только вот шансов на это... Кот наплакал. Да и то, через две недели. Потому, я вас жду с деньгами. Вы согласны?

- Да.

- Вот и хорошо. Смотрите не опаздывайте. И - он оглянулся вокруг - постарайтесь не удивляться. Первый класс я вам не обещаю. А теперь уходите.

Давид заспешил к выходу. У самой двери оглянулся. Господин в железнодорожной форме уже разговаривал с другим потенциальным пассажиром. Понятно, отсутствие билетов - для кого-то хороший гешефт. От этой мысли стало спокойно. Гешефт - вещь понятная. А гешефтмахер подводить не будет. Не нужно ему это. Хотя сумма почти в пять раз больше, чем он рассчитывал.

Утро только собиралось переходить в зимний день, когда Давид вышел из здания вокзала на центральную, Екатеринославскую, улицу. Не в пример родному Бобруйску, да и Курску с Белгородом, улица была замощена. Тротуар тоже был вымощен булыжником. Да и дома были многоэтажные и едва не роскошные. Публика зримо присутствовала. Магазины были открыты. По обочинам дороги ряды фонарей. Давид зажмурился. Война, революция, бесконечная дорога, бандиты и солдаты. Все это казалось наваждением, сгинувшим в лучах холодного зимнего солнца.