Кадиш по Розочке

– Хорошо – вместо матери ответил Давид – А мы с Любой пока сбегаем в НКВД. Попробуем что-нибудь узнать.

Сидеть становилось все более невыносимо. Потому, схватив листок с телефонами, он кинулся из квартиры в направлении здания на улице Билецкого, где располагались ОГПУ, а позже НКВД, проглотившее ОГПУ. По делам фабрики ему приходилось общаться с сотрудниками этой конторы. С кем-то он даже был дружен. Одним из таких, скорее, не друзей, но приятелей, был следователь Коля Ершов. Он тоже воевал в гражданскую, был, хотя и старательно скрывал это, из виленских купцов. Да и человек был не злой.

Пропуск у Давида был. Но Любу не пустили. Ей пришлось остаться у входа. Давид быстро поднялся на второй этаж к знакомому кабинету. Постучал.

– Входите! – донеслось из-за дверей.

Давид вошел. Ершов сидел за столом. Перед ним лежало несколько папок с «делами», которые он вел. Может быть, даже с «делом» Ефима Исааковича.

– Тут такое дело – начал Давид.

– Да, знаю я, Додька, знаю – невесело проговорил приятель – Начальство уже все решило. Деньжищи-то огромные. Кого-то нужно посадить за них. А тесть твой – вот он. Сам пришел. Удобно.

Он не весело усмехнулся.

– А что делать?

– Ох, боже мой – потянулся следователь – Сверху надо как-то надавить. Иначе потом хуже будет. Понимаешь, если в суд передадут, то тут уже такая возня пойдет, что врагу не пожелаешь. За наших их начальники вступятся. Просто перемелет система твоего тестя. Даже косточек не оставят. Тем более, он и так на ладан дышит.

– Что? – ошалело спросил Давид – Почему на ладан?

– Так, шандарахнуло его на допросе. Ты что, не знал? – удивился Ершов.

– И где он?

– В больнице. Где же еще? На Паскевича.

Давид вскочил.

– Я к нему сбегаю. Мы завтра сможем встретиться?

– Хорошо. Только сюда не приходи. Уж, очень сильно наши хотят твоего тестя засадить. Давай в парке встретимся, в обед.

Давид кивнул, соглашаясь, и пулей выскочил из кабинета. По дороге едва успев растолковать Любе, что случилось с отцом, он отправил ее за свежим бельем и какой-нибудь едой, а сам вошел в здание старой гомельской больницы. Давида долго не хотели пускать нянечки, наводившие порядок в отделении, потом милиционер, сидевший у входа. Наконец, умаслив нянечек и уговорив стража, он прорвался к Алекснянскому.

Тесть лежал один в маленькой угловой палате на втором этаже. Он был очень, невероятно бледный. Темная щетина особенно ярко и неряшливо смотрелась на впалых, бледных щеках. Лицо было как-то странно перекошено. Давид кинулся к тестю, которого не только уважал, но искренне любил.

– Отец, как Вы?

Алекснянский долго пытался начать говорить. Но губы тряслись, не желая складываться привычным образом. Наконец, он смог выдавить из себя слова:

– Додик, сядь рядом.

Давид сел на колченогий деревянный табурет рядом с кроватью. Тесть говорил медленно.

– Ты сам понимаешь, что нужно срочно бежать на почтамт и звонить в Москву.

– Да, папа. Не волнуйтесь. У меня уже есть список.

– Дай.

Давид протянул бумажку. Алекснянский пытался поднять руку, но у него не вышло. Давид наклонился над ним, держа бумагу рядом с глазами тестя.

– Я понял. Имеет смысл звонить третьему, четвертому и восьмому в списке. Остальные не помогут. Этим скажи все. Потом приходи сюда. Будем вместе думать. Эти деньги нужно найти.

– Да, как же мы их найдем? Может, это чужаки? Может они уже на море загорают? Не волнуйтесь, папа. Мы Вас вытащим.

– Эти деньги нужно найти, – упрямо повторил Алекснянский и закрыл глаза, давая понять, что разговор окончен.

Давид вышел. В больничном коридоре остро пахло чем-то медицинским, вызывая у молодого человека неприятные воспоминания об эпидемии тифа в годы армейской службы. Хотелось бежать отсюда, как можно скорее. Но нужно было решить еще одну проблемку. Он прошел к комнате, на которой висела надпись «Ординаторская». В комнате несколько врачей в застиранных белых халатах перекусывали. Видимо, дежурная смена. Времени уже не мало.

– Простите, могу я увидеть лечащего врача больного Алекснянского? – спросил он.

Один из медиков недовольно оторвался от еды.

– Я лечащий врач. Что Вы хотели?

– Я его сын. Хотел узнать о его состоянии.

Врач встал из-за стола и подошел к Давиду. Они вышли в коридор. Опять в нос ударил неприятный запах.

– Что я могу сказать, молодой человек, состояние очень плохое. Он пережил удар. Может в любое время быть повтор. А у нас даже медикаментов толком нет. Делаем все, что можем. Но обещать ничего не могу.

Давид кивнул. Он и сам понимал, что сделать ничего особого врачи не могут. Ну, не волшебники они.

– Спасибо! Я понимаю. Возможно, у Вас будут какие-то возможности купить нужные лекарства. – он протянул врачу несколько купюр.

Врач молча взял, засунув в карман халата. Так же молча кивнул Давиду и вернулся в комнату.

Давид поспешил. Телефонная связь в городе была. Но междугородняя телефония работала только в государственных учреждениях. В такое учреждение, в горисполком и спешил Давид. Он надеялся воспользоваться их телефоном. Не вышло. Даже хорошие знакомые, уже наслышанные о неприятностях у «дорогого Ефима Исааковича», отказывали Давиду.