Кафедра А&Г

Секретарша лишь пожала плечами. Она даже забыла уточнить потом у ночного охранника, откуда тут материализовалась эта обаятельнейшая жаба.

Болтунов провёл в кабинете шефа около трёх часов. Вышли они изрядно пахнущие коньяком и куда-то вместе отчалили. С этого момента Болтунов стал непременным атрибутом приёмной ректора, его постоянным спутником в профильных, специальных и общественных командировках. Статус его был не определён. Одна из инспекторов отдела кадров сказала Лиле, что Болтунов зачислен на должность ассистента кафедры не то истории религии, не то политэкономии. Начальник отдела кадров посоветовал Лиле не совать нос не в свои дела, как будто в этом вузе хоть одно из дел могло быть не Лилиным, наглец! Он ещё получит по носу! А проректор по науке лишь отмахивался, презрительно кривя холёное лицо:

– Болонка!

Но нечеловеческая интуиция, имеющаяся у любой натренированной служебной собаки, нашёптывала секретарю ректора, что эта собачонка по кличке Болтунов отнюдь не декоративная.

Спустя некоторое время медицинская академия инициировала международный съезд эндоскопической хирургии. Собственного опыта, признаться честно, не было никакого. Пару месяцев назад было закуплено оборудование для кафедры гастрохирургии, гинекологии и урологии, пара специалистов направлены на месячные заграничные курсы-тренинги, была удалена пара желчных, тройка-другая кист яичников и выполнено десяток трансуретральных резекций аденомы простаты, ни одна из которых не прошла без осложнений. Запланировано несколько кандидатских и докторских диссертаций, и на этом всё. Маловато для проведения международного съезда. Даже на конференцию не потянет. Но были приглашены ведущие специалисты Франции, Германии и США. Организовано всё было со славянским размахом и, мало того, на спонсорские деньги фирм, торгующих медицинским оборудованием. Открывали съезд с шиком. Программные доклады переводили самые высокооплачиваемые синхронисты. Если верить финансовой документации. На деле же тексты иноземцев транслировали более-менее владеющие заморскими языками ассистенты и аспиранты. Бесплатно. Они же водили гостей по достопримечательностям, поили их национальными напитками не самого высокого качества и кормили блюдами русской кухни в не самых дорогих ресторанах.

Но это всё было так. По мелочи. Главное было впереди.

Сашенька Болтунов появился на свет до отвращения некрасивым ребёнком. Совершенно непонятно, почему у показательно статных родителей родился младенец-жабёнок. Его даже лягушонком нельзя было назвать. Лягушата милы и забавны. Он же был страшен и печален. Сперва новорождённому Сашке с перепугу понаставили каких-то странных диагнозов, начиная от почти безобидной хондродисплазии и заканчивая какими-то ужасными генетическими синдромами, носящими звучные иностранные фамилии. Чем более солидным докторам дозванивался папа – полковник КГБ, – тем толще становилась история болезни Сашеньки. Пока полковник не достучался до самых-самых белохалатных верхов с куда более звёздными, чем у него самого, погонами.

– Юра, он хорошо спит, хорошо ест и, как я понимаю, не только не отстаёт, но даже значительно опережает своих сверстников в психомоторном развитии? – воззрился на безутешного папашу один из самых ведущих профильных специалистов Четвёртого управления, предварительно осмотрев, выслушав и простучав годовалого младенца с не по году умными ироничными глазами.

– Да. Он даже уже говорит. Иногда до ужаса разумно, – вздохнул офицер госбезопасности и с опаской поглядел на сына.

– Па-па! – ободряюще сказал отпрыск. Свернул папе фигу и радостно улыбнулся.

– И чего же ты от меня добиваешься? – эскулап потрепал Сашеньку по большой голове и вручил ему резинового поросёнка с пищалкой.

– Дя-дя! – отрапортовал малолетний пациент. – Свинь-Я-а-а-а! – настроил он музыкального поросёнка, продув его в полную мощь, и начал навизгивать им какой-то до боли знакомый мужчинам ритм.

– Чего он страшный-то такой, а?

– Пушкин тоже страшный был.

– Так у того хоть негры в роду были!

– Ну, почём ты знаешь, кто у тебя в роду был. Я вот дальше прадеда ничего не знаю. А что знаю, то давно переврал, сам понимаешь. Слушай, что он пищит? – светило прислушалось.

– Гимн он пищит. Гимн. Он все ритмические рисунки влёт воспроизводит. Этот чаще всего.

– Ну надо же! Подрастёт – в музыкальную школу отдай. Здоровый он у тебя. Просто некрасивый. Это бывает. Какие-то ваши древние левые гены решили схлестнуться в неожиданной комбинации. Это даже и хорошо. Значит, не все резервы исчерпаны. Да и к тому же, может, из гадкого утёнка вырастет прекрасный лебедь. Кто знает? – доктор с большим сомнением посмотрел на крайне непривлекательного ребёнка.

– Дя-дя! – доброжелательно запузырился тот в ответ. – Дя-дя док-тор, гад-кий ле-бедь!

– Господи! – вырвалось у того.