Кафедра А&Г

Мама Марья Ивановна поохала, поахала, поплакала, советуя Лёшеньке выбрать вуз «поближе» и рекомендуя летать «пониже», но он стойко стоял на своём «далеко-высоко» – и она смирилась. Особенно после того, как он пообещал быть осмотрительным, часто писать, наказал Борьке следить за матерью, крепко пожал руку первому, а последнюю – нежно поцеловал. На прощание.

Первоначально оглядевши столичный город, Алексей понял… Что Москва слезам не верит? Так везде слёзы – всего лишь секрет, предохраняющий глаз от высыхания, а всё, что больше, – солёная вода. Что в большом городе человек человеку волк? Так и в маленькой деревеньке ни разу не заяц. Что человеку без рода без племени некому помочь? Ну, он пока не немощный, а малолетнего сельского хулиганья, всегда готового к драке, здесь нет, так что Борька ему тут не помощник. «Основателем», «энциклопедистом», «гуманистом» и «фундаменталистом» много позже стал статусный мужчина Алексей Николаевич Безымянный. А молодой паренёк Алёшка понял текущее главное бытийное обстоятельство: одет он как колхозник, приехавший на ВДНХ. То, что в уездном городке, не говоря уже о родной, быстро забытой деревеньке, считалось пристойным и даже нарядным, тут смотрелось неуместно и нелепо. Например, секретарь институтской комсомольской организации ходил, куда положено, в элегантном костюме. На занятия – в ловко скроенных и отлично сшитых брюках. А куда не очень положено, скажем на квартиру к красивой девушке Ольге Андреевой, где слушали странную музыку и выплясывали конвульсивные потные танцы, – и вовсе в джинсах, идеально облегающих красивую крепкую молодую задницу, и в клетчатой, непонятно где раздобытой рубахе. В магазинах таких вещей не было. Даже ГУМ и ЦУМ предлагали пареньку пусть и добротные, но такие убогие, безликие и криво сработанные штаны, рубашки, галстуки и драповые пальто, что у него, молодого эстета, уже видавшего «как надо», челюсти сводило от тоски. Лёшка втёрся в доверие к прежде опасавшейся новичков коренной наследственной столичной жительнице Ольге. Подружился с секретарём комсомольской организации и так искренне, от всей души, выполнял функции услужливого мальчика на побегушках, что скоро ему открылись тайные места пошива верной, идеологически выдержанной одежды и точки приобретения заграничного, чуждого светлым идеалам Всесоюзного ленинского коммунистического союза молодёжи разнообразного тряпья. Но была ещё одна, куда более серьёзная проблема: деньги. Дорогие сердцу каждого советского человека плотные прямоугольные цветные бумажки с портретами Ильича и водяными знаками.

Трагедия провинциала. «Потребовались песни, стихи, романы, обряды, жилища и новое умение хорошо держать себя в обществе».[7]

Песни, стихи, романы и обряды Алексей освоил молниеносно. Недюжинный острый ум, отличная память. И ещё он обладал счастливой особенностью иных насекомых – мимикрией. То есть способностью подражательно изменять поверхность, не затрагивая своей истинной биологической и поведенческой сути. И в человеческой среде обратимая изменчивость способствует не только элементарному законному выживанию, добыче пищи и продолжению рода, но и повышению в социальной иерархии путём пожирания тех, под кого ты так тщательно маскируешься. В световой части своей жизни он страстно провозглашал тезисы последних съездов. В теневой – Алёша бренчал на гитаре и пел про охоту на волков, километрами цитировал с выражением стихотворные опусы модных поэтов («Я видал, как подлец мусолил/по Владимиру Ильичу,/Пальцы бегали малосольные/по лицу ему, по лицу!»

[8]). И мог вовремя ввернуть: «А теперь отдай рюмку. Я несу тут всякую чепуху, а ты пьёшь».[9] И отлично выплясывал рок-н-ролл. Но при этом лично он – Алексей Безымянный – не ощущал ровным счётом ничего. Чем разительно отличался от своих таких же на первый взгляд товарищей, не чуждых лицемерия. У него вовсе не было собственного лица, если под «собственным лицом» понимаются душевные томления и творческие метания. Зато у Лёшки была собственная не слишком точно сформулированная цель.

Время —

вещьнеобычайно длинная:были времена —прошли былинные.Ни былин,

ни эпосов,ни эпопей.Телеграммойлети,строфа!

Воспалённой губойприпадии попейиз рекипо имени – «Факт».[10]