Трамвай высыпал большую часть своих пассажиров на станции Атаба, и Камаль выбрал себе место поблизости от неё, на тротуаре. Она смотрела на прибывающий на остановку трамвай; он же смотрел на её длинную тонкую шею, вспоминая ту далёкую эпоху. Он заметил, что кожа её была пшеничного оттенка, граничащего с белым, и вовсе не такая бронзово-смуглая, как у того образа из прошлого. С самого начала преследования он впервые почувствовал сожаление, будто хотел увидеть другую, преследуя её. Затем подошёл трамвай, шедший до Аббасийи, и она приготовилась сесть в него. Но увидев, что на женской половине мест нет, перешла в вагон второго класса, а Камаль, не мешкая, пошёл за ней. Когда она села, он сел рядом. Затем места по обе стороны заполнились пассажирами, а оставшееся между ними пространство — теми, кто ехал стоя. От того, что ему посчастливилось примоститься рядом с ней, он испытывал безмерное удовольствие, хотя его и огорчало то, что она сидит среди всего этого народа в вагоне второго класса, вероятно, из-за отличия в двух образах: прежнего бессмертного и нынешнего, что он видел рядом с собой. Его плечо слегка соприкасалось с её плечом всякий раз как трамвай делал резкое движение, особенно при остановке и в начале движения. Каждый раз, как предоставлялась возможность, он разглядывал её как мог. Те же угольно-чёрные глаза, сросшиеся брови, прямой милый носик, круглое как полная луна лицо — как будто он видел перед собой Аиду. Это она и в самом деле? Нет. Была также разница в цвете кожи и ещё в некоторых штрихах между той и этой. Он не помнил, была ли разница между ними большой или маленькой, и даже если их рознило совсем немногое, он ощущал это различие так, словно это был один градус, отделяющий температуру тела здорового человека от больного. И в то же время он сейчас находился рядом с наиболее похожим на Аиду образом, и потому ему стало казаться, что он помнит её более ясно, чем когда-либо ещё из-за присутствия этого прекрасного личика. Тело у неё, вероятно, такое же, как у Аиды, о чём он часто спрашивал себя — и сейчас он может видеть его: стройное и изящное, грудь довольно скромная, как и всё тело, ничуть не напоминавшее тело Атийи — округлое как бутыль, с нежной кожей, которое он любил! Неужели его вкус испортился за всё это время? Или его прежняя любовь была просто бунтом против потаённых инстинктов? Хотя то была счастливая, мечтательная любовь, опьяняющая сердце воспоминаниями. Случайные прикосновения к её плечу лишь усиливали это опьянение и созерцание своих мыслей. Он никогда не прикасался к Аиде, а лишь смотрел на неё, ибо она была вне досягаемости. Зато эта молоденькая девушка сама ходила по базарам и смиренно сидела среди пассажиров второго класса в трамвае. До чего же это огорчало его! Это лёгкое различие между ней и Аидой раздражало его и разочаровывало, вынося приговор: его прежняя любовь так и останется загадкой навсегда.
Тут появился контролёр, выкрикивавший: «Ваши билеты и проездные!», и девушка раскрыла сумочку, вытащив из неё студенческий проездной и принявшись ждать, пока подойдёт контролёр. Камаль внимательно пригляделся к её проездному, и наткнулся на имя: «Будур Абдульхамид Шаддад… Студентка факультета искусств». Больше сомнений у него не было.
«Моё сердце бьётся чаще, чем следует. Если бы я мог стащить у неё проездной, чтобы сохранить для себя фотографию, что больше всего похожа на Аиду! О, если бы это было возможно! Школьный учитель тридцати шести лет крадёт проездной у студентки факультета искусств! До чего заманчивый заголовок для газет! Философ-неудачник ближе к сорока годам!.. Интересно, а сколько лет Будур? В 1926 году ей ещё не было и пяти. Значит, сейчас у неё самый счастливый возраст — двадцать один год. Счастливый?! У неё нет ни виллы, ни машины, ни слуг, ни свиты. И ей не было и четырнадцати, когда произошла эта трагедия в её семье, — возраст, в котором уже можно осознать смысл всей трагедии и отведать горя. Бедняжка страдала и была панически напугана. Она испытала то же жестокое чувство, которое познал и я. Нас объединила боль, несмотря на разницу во времени, как и старая забытая дружба».
Контролёр приблизился к ней, и Камаль услышал её слова: «Пожалуйста», с которыми она передала свой проездной. Голос её застучал в его ушах, подобно старинной любимой мелодии, смытой забвением давным-давно и вызвавшей сладкое упоение и воспоминания. Она оживила возвышенное мгновение и закружила его уши в божественном экстазе, где жили мечты прошлого. Эта тёплая нежная мелодия была наполнена магическим экстазом.