Каирская трилогия (ЛП)

Они пошли рядом бок о бок. Она надела это красивое платье не для того, чтобы встретиться с подругой, а чтобы увидеться с ним. Оно предназначалось для него, и сердце его восприняло это с нежностью и страстью. Но как ему следует поступить? Наверное, ей надоело его бездействие, и она сама пришла, чтобы подготовить ему такую благоприятную возможность, и либо он воспользуется ей из уважения к девушке, либо проигнорирует, тем самым потеряв её навсегда. Всего одно слово может преобразовать всю его жизнь или заточит его в темницу, из-за чего он будет сожалеть всю оставшуюся жизнь. Так он сам невольно завёл себя в тупик. Они всё шли, а она, видимо, выжидала. Она казалась отзывчивой, словно вовсе и не была одной из Шаддадов. Да уж, она ни в чём не была похожа на Шаддадов. Шаддадов больше не было, и время их вышло.

«Та, что сейчас идёт рядом с тобой, просто одна из тех девушек, которым не повезло».

Она повернулась к нему и с мягкой улыбкой сказала:

— Было приятно повидать вас!..

— Спасибо!

И что дальше? Кажется, она ждёт какого-то нового шага с его стороны. Они уже приближаются к концу улицы, и ему пора решиться: либо неловкость, либо прощание. Может быть, она совсем не представляет себе, что они могут вот так просто расстаться, не сказав друг другу ни единого слова. Через несколько шагов будет развилка. Камаль знал о том болезненном чувстве разочарования, которое постигнет её, но язык его отказывался говорить. Или же ему заговорить, и тогда будь что будет?! Она остановилась и смущённо улыбнулась, как будто говоря: «Пришло нам время расстаться». Его волнение достигло предела. Она протянула ему руку, и он взял её своей рукой. За весь этот решительный миг он не проронил ни слова, затем выдавил:

— До свидания!..

Она отдёрнула руку и свернула на боковую улочку. Он чуть не позвал её. Её уход, смешанный с разочарованием и замешательством, был сущим невыносимым кошмаром.

«Кому, как не тебе быть мастером по части таких вот жалких ситуаций?»

Язык же его был скован. Тогда к чему было преследовать её все эти два месяца?

«Говорит ли то, что ты отталкиваешь её, когда она сама пришла к тебе, о твоём плохом вкусе? Разве милосердно обращаться с ней так же, как в своё время с её сестрой? Тем более, что ты её любишь?! Проведёт ли она такую же ночь, что и ты когда-то давно, словно горящая жаровня, освещающая мрачное прошлое и его тлеющую боль?!»

Камаль продолжал идти, задаваясь вопросом: хочет ли он на самом деле оставаться холостяком, чтобы быть философом или зовёт на помощь философию, чтобы оставаться холостым?

Рияд сказал ему:

— Невозможно поверить, что ты так поступил. Ты ещё будешь жалеть!

Да, в это и правда невозможно поверить, но сожалеет ли он? Рияд заявил:

— Как ты мог так легко порвать с ней, когда ты сам говорил о ней так, словно она девушка твоей мечты?

Но она не была девушкой его мечты… Девушка его мечты никогда бы не пришла к нему.

И вот совсем недавно Рияд также заметил:

— Тебе тридцать шесть, и скоро будет уже тридцать семь. После этого ты уже не годишься для брака. Камаль был возмущён его словами. На него нашло уныние…

46

Карима в свадебном платье приехала в Суккарийю в экипаже вместе с родителями и братом. Их встретили Ибрахим Шаукат, Хадиджа, Ахмад и его жена Сусан Хаммад, а также Камаль. О свадебном торжестве напоминали лишь букеты из роз, украшавшие зал. В мужской гостиной было полно бородатых молодых людей, центральное место среди которых занимал шейх Али Аль-Мануфи. И хотя прошло уже полтора года с момента кончины господина Ахмада, Амина не появилась на свадьбе, обещав прийти поздравить молодых позже. Аиша же, когда Хадиджа пригласила её на это скромное мероприятие, удивлённо покачала головой и нервно ответила:

— Я посещаю лишь похороны!

Хадиджу обидели её слова, однако она уже привыкла проявлять образцовую кротость в отношениях с сестрой.

Второй этаж дома в Суккарийе был во второй раз украшен приданым невесты. Ясин подготовил для своей дочери всё, что положено, продав последнее, чем владел, за исключением дома в Каср аш-Шаук. Карима казалась воплощением красоты, напоминая мать в расцвете молодости, особенно по тёплому взгляду её глаз. Лишь в последнюю неделю октября она достигла брачного возраста. Хадиджа, как и следует матери жениха, казалась счастливой. Воспользовавшись той возможностью, что она на минуту осталась наедине с Камалем, она склонилась к нему и сказала ему на ухо:

— В любом случае, она дочь Ясина. И как бы то ни было, она в тысячу раз лучше, чем невестка-дочь типографского наборщика!

Небольшой фуршетный стол был установлен в столовой для семьи, и ещё один — во дворе для бородатых гостей Абдуль Мунима, который ничем не отличался от них, поскольку тоже отпустил бороду, так что однажды Хадиджа даже заметила ему:

— Религия это прекрасно, но зачем же отращивать бороду, которая делает тебя похожим на Мухаммада Аль-Аджами, продавца кускуса?!