Каирская трилогия (ЛП)

— Покаяние не годится для государственных чиновников. Да и к тому же вы не сделали ничего дурного. Вы пьёте по нескольку часов каждую ночь, и в том нет ничего плохого. Однажды вам запретит пить или болезнь, или врач, или даже и то, и другое, что по сути одно и то же. По своей природе мы слабы, и если бы не это, то мы бы не привыкли к вину и не смогли бы вытерпеть супружескую жизнь. С течением времени мы становимся всё слабее, но наши желания всё так же не знают предела. Увы, мы испытываем страдания, но потом снова напиваемся, и наши волосы седеют, явно выдавая скрываемый нами возраст. И вот какой-нибудь бессовестный тип преграждает вам однажды дорогу и говорит: «И не стыдно тебе преследовать женщину, когда у тебя уже седина в волосах?» Пресвят Аллах! Ему-то какое дело до того, молоды вы или стары, и женщину ли преследуете, или ослицу?! Иногда кажется, что все люди в сговоре с вашей женой против вас же. И впридачу ко всему прочему ещё и лихой флирт, и полицейский с дубинкой, да служанка, кокетливо разгуливающая по овощному рынку. Так вы оказываетесь в дурном мире, где кроме рюмки у вас нет друга. Затем приходят нанятые врачи и прямо и спокойно так говорят вам: «Не пейте!»

— И при этом вы отрицаете, что мы всем сердцем любим этот мир?

— Всем сердцем! Даже во зле есть добро. Даже в англичанах оно есть. Я однажды познакомился с ними вблизи. У меня были среди них друзья во время революции!

Адвокат воскликнул:

— И при этом вы боролись против них?…. Забыли?!

— Да… Да… Для всего есть своё время и место. Меня даже как-то заподозрили в шпионаже, если бы лидер студентов не поспешил мне на помощь в нужный момент и не сказал людям, кто я на самом деле. Затем они приветствовали меня. Всё это происходило в мечети Хусейна!

— Да здравствует Ясин!.. Да здравствует Ясин! Но что вы делали в мечети Хусейна?

— Ответьте. Это очень важный момент!..

Ясин засмеялся и сказал:

— Мы были там на пятничной молитве. Обычно мой отец брал нас с собой по пятницам в мечеть. Не верите? Спросите сами у тех, кто живёт рядом с мечетью Хусейна!..

— Вы молились, чтобы снискать расположение отца?

— Клянусь Богом. Не думайте так плохо о нас. Мы из религиозной семьи, каждый пьяница и развратник, но в конце концов всех нас ждёт покаяние!

Тут адвокат застонал:

— Давайте ещё немного споём?

Ясин опередил его и сказал:

— Вчера, когда я вышел из бара, напевая песенку, мне перегородил дорогу полицейский и предостерегающе закричал мне: «Эфенди!» Я спросил его: «Разве у меня нет права петь?» Он ответил: «После двенадцати ночи вопить во всё горло запрещено!» Я запротестовал: «Но я же пою!» И он резко сказал: «По закону пение и вопли одно и то же!» Я спросил: «А как же бомбы, которые взрываются после двенадцати ночи? Они не считаются за вопли и крики?» Он угрожающе предупредил: «По всей видимости, вы хотите провести ночь в полицейском участке?» Тогда я отошёл от него и сказал: «Нет уж, лучше я пойду спать домой!» Как мы можем быть цивилизованным народом, когда нами правят солдаты?! Дома тебя подстерегает жена, на работе в министерстве — начальник, и даже в могиле тебя ждут два ангела с дубинками…

Адвокат снова повторил:

— Давайте хоть немного насладимся пением…

Старик-пенсионер откашлялся и затянул:

Ещё узор из хны не высох на моих руках,

как благоверный мой взял ещё одну жену.

На другой день он привёл её домой

и огонь обжёг меня.

Вскоре все с диким энтузиазмом подхватили припев, и Ясина настолько обуял смех, что из глаз его даже потели слёзы…

49

Хадиджа часто ощущала себя одинокой. И хотя Ибрахим Шаукат — особенно после того, как его возраст стал приближаться к семидесяти годам — зимой стал проводить каждый день дома, он не мог рассеять её одиночества. Хлопоты по хозяйству не уменьшали этого чувства, даже больше — домашние заботы стали отнимать у неё меньше энергии и сил. Ей уже перевалило за сорок шесть, но она по-прежнему была бодрой, сильной и даже располнела. Хуже всего было то, что её обязанности как матери закончились тогда, когда обязанности тёщи, как казалось, ещё не начались и не начнутся. Одна из её невесток была её племянницей, а другая — работала, так что с ней она виделась только изредка и в особых случаях. С подавленным сердцем она беседовала с мужем, завернувшимся в плащ:

— Прошло больше года с момента их свадьбы, а мы так и не зажгли свечей для новорожденного!

Мужчина равнодушно пожал плечами без всяких комментариев, и она продолжала:

— Видимо, Абдуль Муним и Ахмад считают, что иметь потомство уже немодно, как и уважать родителей!

Муж с раздражением сказал:

— Успокойся. Они оба счастливы, и нам этого вполне достаточно.

Хадиджа резко спросила:

— Если невестка не беременеет и не рожает, то какая тогда от неё польза?

— Видимо, твои сыновья расходятся во мнениях с тобой по этому вопросу!

— Они во всём разошлись со мной во мнениях. Все мои усилия и надежды были напрасны…

— Тебе грустно, что ты ещё не стала бабушкой?

Она ответила ещё более резко:

— Мне грустно за них, а не за себя!

— Абдуль Муним водил Кариму ко врачу, и тот предвещал, что всё будет хорошо…