Кайзер Вильгельм и его время. Последний германский император – символ поражения в Первой мировой войне

Вильгельм был часто импульсивным и несдержанным, но вина в этом была не только его. Отец не выказывал ни малейшей готовности понять чуждую ему точку зрения и лишь не переставал публично жаловаться на незрелость сына, отсутствие у него такта и незрелость взглядов. «Хотите увидеть, как со мной обошлась жизнь, – однажды сказал он, – взгляните на моего сына, полного гвардейского офицера». Самая серьезная стычка имела место годом или двумя позже, в 1886 году, когда Бисмарк вынудил старого императора познакомить Вильгельма с международными отношениями Германии. Для этого принцу следовало проработать несколько месяцев в министерстве иностранных дел. Его отец, до глубины души оскорбленный тем, что такая возможность была предоставлена тому, кого он презирал, а сам он был ее лишен, совершил ошибку – пожаловался в письменном виде, что его сын совершенно незрел, неопытен, слишком надменен и самоуверен, чтобы ему можно было доверить иностранные дела. Хотя последующие события вроде бы подтвердили это мнение, с точки зрения закона о наследовании это была попытка уклониться от неизбежного, а обвинение в незрелости вряд ли можно было считать обоснованным аргументом. Более того, письма кронпринца не оставляют сомнений в том, что реальной причиной возражения был тот факт, что назначение усилит влияние Бисмарка на принца. Поскольку возражение кронпринца было проигнорировано, от него осталась лишь горечь. К чести Вильгельма следует отметить, что он мирился с публичными нападками отца и не утратил уважение к родителям. В один из моментов, когда отношения стали особенно напряженными, кронпринц пожаловался, что Вильгельм избегает родителей и ничего не рассказывает им о том, что происходит между ним и императором. Вильгельм ответил, что кронпринцесса злится, когда он высказывает мнение, отличное от ее позиции. Кронпринц назвал ответ сына «невозможным» – но многочисленные свидетельства указывают на то, что так и было. Говорят, что однажды кронпринцесса покинула дом, когда увидела входящего в него сына. Они оба обладали напористыми характерами и старались добиться своего. Управляющий замком однажды сказал, что больше всего кронпринцессе нужен мощный конфликт. Поскольку взаимное милосердие отсутствовало, конфликт был неизбежным. Когда подобный антагонизм развивается в семейном кругу, практически любое действие противной стороны трактуется неверно и усиливает противостояние. Даже попытки примирения приносят больше вреда, чем пользы, потому что примиренческое настроение редко появляется у обеих сторон одновременно и отказ от оливковой ветви оказывается вдвойне болезненным, когда решение протянуть ее требует большой работы над собой.

Чемберлен говорил, что принцесса отреагировала на жесткое обращение и отступила, когда поняла, что пытается пробить каменную стену. Но она не позволила, чтобы на нее вообще не обращали внимания. Она могла выдержать, когда ей говорили, что она англичанка и не любит Германию, если признавали, что она имеет политический талант и получила образование в классической школе политики, но любое сомнение в ее политической прозорливости приводило ее в ярость. Карьера принцессы была связана с постоянной борьбой, и блестящие перспективы, которые, казалось, когда-то простирались перед ней, не претворились в жизнь. Она была эмоциональнее, чем ее супруг, и потому ощущала лишения острее, и постоянно подавляемые желания нашли неизбежное выражение в непродуманных действиях и ненужных словах. Ее судьба вызывает в памяти слова фон Гофмансталя:

Жизнь надо принимать легко,

С легким сердцем, легкими руками,

Останавливаться и брать, останавливаться и давать…Тем, кто поступает иначе, жить тяжело,

И Господь не проявляет к ним милосердия.