Как далеко до завтрашнего дня… Свободные размышления 1917–1993. Вехи-2000. Заметки о русской интеллигенции кануна нового века

В самом деле, что может быть самым страшным для любого аппарат управления, любой системы В? Это нетрудно понять, если доминирующим интересом стало сохранение стабильности этой субсистемы. Ее гомеостаз оказывается под сомнением всякий раз, когда предстоят те или иные перестройки, будь то изменение структуры технологий или переход на новую номенклатуру производства, которые необходимо требуют перестройки структуры системы управления и появления людей, обладающих новой компетенцией. Вот почему «система одного завода» без активного давления тех, кто связывает свою судьбу с интересами системы А и хорошо их понимает, оказывается плохо приспособленной к следованию за поворотами научно-технической революции. Но для организации такого давления в руководстве страной должны быть люди, обладающие ясным пониманием целей системы А и волей – политической волей для их реализации. Но таких-то людей тогда и не было.

По той же причине провалились косыгинские реформы: они требовали предоставления предприятиям большей самостоятельности, требовали перестройки всей установившейся системы управления народным хозяйством. Решиться на это система В без особого давления не могла. А давить к этому времени стало уже некому.

* * *

Брежневский период многие вспоминают добрым словом: полная занятость населения, более или менее приемлемый уровень жизни, обеспеченность завтрашнего дня… Но стабильность была чисто внешней. На самом деле страна шла к катастрофе: в «брежневскую» эпоху был не просто застой, а весьма быстрое развитие процессов деградации. Деградации не только промышленного производства, но и морали и человеческих отношений. Я уже не говорю о технологической перестройке: в этой сфере началось безнадежное отставание. Страна управлялась по принципу: «приказано не беспокоить!» По способности следовать этому принципу подбиралась и номенклатура.

И тому были причины. В самом деле, военный паритет достигнут, внешние угрозы, кажется, миновали и надо ли теперь беспокоиться о будущем? Да и макропоказатели в экономике были тоже более или менее удовлетворительными. Ну, несколько снизился процент роста ВВП, но все равно он оставался положительным! Однако людям, которые были связаны с наукой, техникой, технологиями, вся эта псевдоблагополучная картина представлялась совсем в ином свете: мы явно проигрывали «холодную войну», причем по всем статьям. А это значило, что нас ждет весьма печальное будущее. В этой обстановке начались поиски качественно новой модели развития нашего государства. И одной из таких новый идей, которая получила достаточно широкое распространение, была идея конвергенции.

Разговоры о конвергенции начались в середине 70-х годов, причем, не только у нас, но и на Западе. Но тогда конвергенция понималась очень примитивно, как некоторая структура организации государства, в которой объединяется то лучшее, что есть в социализме и капитализме. Одним словом, – некоторый искусственный симбиоз. Надо сказать, что такое представление о конвергенции подробно обсуждалось и в Европе теоретиками постиндустриализма (Г. Маркузе, например). У нас в подобном ключе рассуждал А. Д. Сахаров, да и многие другие.

Я считал и считаю подобные идеи чистой эклетикой. Нельзя объединить необъединимое. Я всегда выступал против конвергенции в таком примитивном понимании. Дважды эту тему я обсуждал с Сахаровым, но мне казалось, что он был очень далек от понимания реальной ситуации. Мы не нашли общего языка.

Я тоже размышлял о конвергенции, но совсем в другом ключе. Главное, что было зримо: Советский Союз явно выпадал из общепланетарного процесса развития, он медленно, но верно откатывался на периферию сообщества. А это и есть суть грядущей катастрофы. Значит, основная задача – вписаться в этот процесс, который некоторые специалисты называют мировым разделением труда и разделением мирового дохода. Включение мира «социализма» в эту общепланетарную систему я назвал и называю конвергенцией. По существу, мы сейчас, в конце 90-х годов, и переживаем процесс конвергенции, но в гораздо более тяжелой форме, чем это могло бы быть в те времена, когда у нас было могучее государство и работающая промышленность.

Но конвергенция тогда была невозможна при существующей в то время форме государственности, то есть системы В, в первую очередь. Значит, хотим мы этого или нет, но для успешного включения в систему мирового разделения труда нам необходимо придется изменять форму собственности и перестраивать всю систему управления народным хозяйством, сохранив, по возможности, все организационные находки и достижения в социальной сфере, которыми мы тогда обладали.

Но как это сделать, как преодолеть естественное сопротивление системы В, как перестроить ее и провести демонтаж без крови и разрушения существующего государства? Это были тяжелые, я бы сказал, мучительные раздумья.