Заметим, что это эллинское начало преломилось совсем по-разному в католическом и православном мирах. Отсюда та ментальная граница, которая разделяет славянство, из-за которой льется кровь в Югославии, из-за чего русская Москва гораздо ближе Киеву, чем украинский, но католический Львов, который много столетий был под властью католического императора.
И еще одно. Русские и вообще славяне в своем расселении были весьма мало похожи на тевтонских рыцарей, католических, а затем и лютеранских миссионеров. Продвигаясь на северо-восток, славяне не просто ассимилировали огромные массы угро-финских и тюркских народов, но и впитали многие особенности их языческой культуры. В нас, великороссах, чухонской крови не меньше, чем в эстонцах или финнах. Но как мы не похожи на тех и других! Несколько веков лютеранского владычества практически полностью стерли из памяти эстонцев и финнов все то, что сохранилось в памяти людей, живущих на северо-западе России.
Мы веками жили вместе с «инородцами» – татарами, чувашами, мордвой… Поклоняясь порой разным богам, люди тем не менее жили вместе, и культура переливалась от одного народа к другому. Поезжайте по Волге и ее притокам, послушайте песни – чьи они? Сколько в них общих созвучий. Ведь не случайно же!
Вот это сложнейшее переплетение культур, традиций, начиная от древних эллинских, православного христианства, ислама и кончая древнеязыческими традициями угро-финских народов и славянства, и было той особой деревенской цивилизацией, тем сплавом, который породил Великую Русскую Культуру.
В последние годы интеллигенция начала понемногу восстанавливаться. Подул теплый ветерок, ослабли путы, и началось «шевеление умов». Пока еще только шевеление. Настоящему движению еще предстоит родиться. Но почва будет уже другой. Я думаю, что деревенская культура, а следовательно, и та особая цивилизация, о которой размышлял Тойнби, разрушена навсегда. Возникнет ли нечто новое? Что войдет в него из прошлого? Это труднейшие вопросы, но на них нужен ответ. Иначе начнутся новые эксперименты и новые разрушения.
И последнее. Идет очень быстрая эволюция всего общества. Все острее полемика. Но, как мне кажется, она носит пока чересчур умозрительный, абстрактный характер. Нельзя говорить только о жизни вообще. Организация общества, его стабильность, благосостояние народа, перспективы, которые открываются людям, тесно связаны со всей историей. И у каждого народа, каждой страны и даже каждой составляющей страны – региона – свой особый путь. Однако существуют и общие закономерности развития, особенно в наш век преддверия экологического кризиса, стремительного роста производительных сил и резкого усиления взаимосвязанности людей.
Интеллигенции пришло время перестать быть «западниками» и «славянофилами» (или почвенниками), пришло время всмотреться в реальные черты современности, поступиться принципами «великих утопий», личными политическими амбициями или «жаждой реванша» и понять, что в мире, как и в горной реке, есть своя главная струя, и горе пловцу, который не захочет ей следовать!
Глава VII. Работа, поиски и смена декораций
Вычислительная техника и симптомы неблагополучия
Вспоминая первые полтора десятилетия моей московской жизни, я не могу выделить какие-то особо яркие факты – работа, работа и еще работа! Вычислительный центр Академии наук, где мне предложили одновременно с работой в Московском физико-техническом институте заведовать отделом, был одним из академических научных учреждений, которые активно сотрудничали с исследовательскими и проектными организациями, занятыми созданием авиационной и ракетной техники. Нам не приходилось искать задачи – они сами сваливались на голову. Причем в значительно большем количестве, чем мы могли тогда переварить. И они были мне по душе, поскольку требовали сочетания физической, инженерной интерпретации с хорошей и трудной математикой.
Моим главным партнером было КБ, Генеральным конструктором в котором был мой старый знакомый по МВТУ профессор В. Н. Челомей, хотя приходилось работать и с Королевым, и с Янгелем. Когда возникали некие трудные задачи, требующие вмешательства Академии наук, я предпочитал работы вести «дома», то есть у себя в ВЦ, с использованием тех вычислительных машин, которыми располагал наш Центр, опираясь на квалификацию моих коллег. Но в этой работе всегда принимали участие сотрудники наших «заказчиков». Бывали времена, когда в трех комнатах моей лаборатории работало до тридцати сторонних инженеров из разных КБ и НИИ. С середины пятидесятых годов мы оказались, к сожалению, не надолго, в центре целого круговорота вопросов, каждый их которых должен был быть решен «еще вчера». Возникавшие задачи были совершенно новыми. Они требовали и новых подходов, и новой математики, и всегда изобретательства. Это было какое-то научное «пиршество».