Мы уже увидели, как стоимость фидуциарных денег создается, когда государство провозглашает что-то деньгами, и что эти деньги можно использовать для расчетов с государством. Но все же это не объясняет как следует образование стоимости этих денег. Что бы понять этот процесс, мы обратимся к идеям Жижека об отношении между законом, желанием и наслаждением. На первый взгляд закон принимает форму запрета, препятствующего доступу к определенным объектам и действиям. Мы можем подумать о законе как об институте, необходимом для усмирения наших диких и неконтролируемых желаний, связанных с различными запретными вещами, такими как чужая собственность («Не укради!») или предосудительные сексуальные деяния («Не прелюбодействуй!»). Подобное направление мысли означает, что общество без закона будет хаотичным, это будет общество, где все против всех, где каждый удовлетворяет любое свое желание за счет остальных людей.
Однако Жижек утверждает, что закон имеет скрытую функцию структурирования самого нашего бытия как субъектов, поскольку наши желания устанавливает в первую очередь сам закон. Когда закон говорит нам не делать того или другого, он несет в себе подспудное фантазийное послание, обещающее, что за пределами запрета лежит объект, который может удовлетворить желание субъекта. В законе заложена фантазия о том, что могло бы случиться, если бы не было никакого закона, не дающего мне преследовать мои сиюминутные желания.
Так же как в случае концепции закона Жижека, важно заметить, что и концепция фантазии у него отличается от обычного значения этого понятия. Вот как он ее объясняет:
Фантазией считается сценарий, в котором осуществляется желание субъекта. Это простейшее определение вполне удовлетворительно, при условии, что мы воспринимаем его
Создание хартальных денег – превосходный пример создания и объекта желания, и самого желания через взаимодействие закона и фантазии. Провозглашение определенной вещи деньгами непременно предполагает запрет на любое частное создание денег. Если бы кто-то решил сымитировать государственное создание денег – например, напечатав деньги, выглядящие как государственные, – его бы судили как фальшивомонетчика и строго наказали. Учреждение фидуциарных денег – еще и запрет безграничного доступа к деньгам.
Вот отсюда и берется денежная прибавочная стоимость фидуциарных денег. Институт фидуциарных денег создает желание денег, превосходящее желание материала, из которого они сделаны. Это наиболее очевидно в случае бумажных денег, поскольку их материальная стоимость почти ничтожна. Мы желаем эти деньги, хоть материально они ничего не стоят. Мы уже коснулись того, что закон предполагает фантазийную подкладку, которая структурирует стремление субъекта к запретному объекту. В случае учреждения хартальных денег две стороны закона держатся на двойном значении фразы «делать деньги». На поверхности закон говорит: «Не делай деньги». Но в то же время он неявно говорит: «Сделай какие-нибудь деньги».
Поскольку признание хартальных денег для налоговых платежей и выплат по другим обязательствам перед государством является ключевым компонентом института фидуциарных денег, кажется разумным предположить, что хартальные деньги являются неким видом долговых отношений. Действительно, так и есть, но они принимают довольно причудливую форму. На первый взгляд может показаться, что хартальные деньги олицетворяют кредит у государства. Например, на банкнотах британского фунта написано: «Я обещаю заплатить по требованию держателя сего сумму в…», далее следует достоинство конкретной купюры. Тем не менее мы не можем понимать под деньгами кредит в его обычном значении.