А Олешко, между тем, продолжал. Вот мне, мол, приходилось работать за границей в социалистических странах, и даже там всегда нужно было быть начеку. А уж при контактах с представителями капиталистических стран бдительность нельзя терять никогда. Для него, как я понимал, как мир однажды идеологически разделился на капиталистические и социалистические страны, так и остался разделенным, как Россия жила во враждебном окружении, так и живет.
Он всячески отрицал какую-либо взаимосвязь между получением Чо Сон У моего доклада на симпозиуме и арестом, поскольку очевидно, что эти сведения могли быть получены только путем мониторинга, – если не видео, то аудио, – нашей последней встречи в моей квартире, а на нарушение гарантированной Конституцией неприкосновенности жилища никаких законных оснований не было. О такой осведомленности свидетельствует одержимая настойчивость, с которой у Чо Сон У искали этот доклад, пренебрегая всеми законами. Олешко была выдвинута абсурдная в современной России версия, согласно которой арестом ФСБ предотвратила мой побег в Южную Корею, который я собирался якобы совершить, воспользовавшись предстоящей на следующий день командировкой. Он многозначительно намекал, что поездка Сысуева, в которой я должен был быть лишь одним из сопровождающих, была отменена именно по этой причине. То, что для выезда за рубеж уже давно не надо ждать оказии в виде служебной командировки и что само понятие «побег» сейчас совсем неуместно, ему, в силу менталитета, и в голову не приходило.
– Все бывает, все случается в жизни, Валентин Иванович, и теперь надо как-то выходить из положения, – со вздохом деланного сочувствия подытожил Олешко. – Здесь ваших врагов нет. Мы вам, конечно, поможем, но для этого вы должны сначала помочь нам.
В связи с этим мне предлагалось подтвердить и дополнить все, что известно ФСБ о моих преступных контактах с Чо Сон У и Агентством планирования национальной безопасности, иначе он вынужден будет перейти к «специальным методам допроса».
– Вы, конечно, о них читали и в литературе, и в прессе. Сможете убедиться в правдивости написанного на себе.
– Ваших детей мы пока не трогаем, – продолжал он, – но нам ничего не стоит прекратить их пребывание в Сеуле и посадить в соседние с вашей камеры, чтобы узнать, как они попали в Южную Корею и чем там на самом деле занимаются под предлогом стажировки и учебы.
– Подумайте о сыне и дочери. Они только начинают жизнь, и не хотелось бы ее портить с самого начала.
– Да и условия в изоляторе могут быть разными. Вы этого еще не знаете, но узнаете. Одного моего звонка для этого будет достаточно.
– Суд, конечно, независим, – издевательски усмехнувшись, отметил Олешко, – но он очень прислушивается к нашему мнению. Будете делать, как я вам говорю, через месяц-полтора мы вас выпустим из изолятора под подписку о невыезде. А судьи совсем иначе относятся к тем, кто не находится под арестом. Да и с женой будете все это время видеться регулярно.
– И не вздумайте сопротивляться. Мы – система. Были, есть и будем. Против системы бороться бесполезно, – закончил он свои наставления.
Вечером на следующий день, в воскресенье, на допросе к Олешко присоединился человек, которого он представил как заместителя начальника Следственного управления ФСБ, генерал-майора. Суть его рассуждений сводилась к тому, что не надо вынуждать следствие на крайности, тем более что в мою задачу входит только подтвердить своими словами и так давно известное. В этом случае со мной поступят, как и с неким Макаровым, сотрудником Департамента консульской службы МИДа, т. е. освободят от наказания по амнистии, о которой будет хлопотать перед президентом сама ФСБ. (По сведениям прессы, сотрудник МИД России Владимир Макаров был арестован в 1996 году по обвинению в сотрудничестве в течение 20 лет со спецслужбами США и передаче им секретных сведений о кадровом составе советских загранпредставительств. 19 августа 1997 года приговорен Мосгорсудом к семи годам строгого режима. Направил президенту ходатайство о помиловании. 8 октября ходатайство было удовлетворено
.)– Вы ведь понимаете, что любое дело можно представить наверх по-разному. Все будет зависеть от вашего поведения, – увещевал меня генерал-майор.
Эта беседа дополнила дневную встречу в этом же кабинете с начальником следственного изолятора Ю. Д. Растворовым, который, по его словам, зашел, чтобы познакомиться со мной. На деле же он рассказал, как бывает и как может быть в «Лефортово» с точки зрения режима содержания.