Как я был «южнокорейским шпионом»

Через пару недель стало известным, что в зале, где проходят заседания суда, сотрудники ФСБ установили какую-то аппаратуру. Узнал я об этом совершенно случайно от одного из конвойных.

В этот день меня привезли в суд, и я весь день провел в бетонном стакане, поскольку заседание отменили, как всегда без объяснения причин. И при возвращении в изолятор в автозаке ко мне обратился конвойный, который несколько раз до этого присутствовал на слушаниях моего дела.

— Я был у тебя на заседаниях, ты помнишь. Я многое слышал, но то, как и что они шьют тебе, — это беспредел. Поэтому я хочу тебе сказать, почему не было сегодня суда. Весь день эфэсбэшники таскали и устанавливали в зале какую-то аппаратуру, взяв у нас ключи и запретив входить в зал. Но они забыли выключить видеомонитор, и мы в дежурке все видели. Завтра они продолжат. Так что ты имей это в виду и не говори, что знаешь от меня.

Об этом разговоре я рассказал адвокатам, которые тоже не знали, чем был вызван перерыв в заседаниях, хотя о наличии какой-то аппаратуры в зале сразу стало понятным по издаваемому ею характерному гулу. Примечательно, что сопровождающих аппаратуру сотрудников управления контрразведывательных операций ФСБ курировал многоликий и вездесущий «свидетель М.», публично давая им указания и устраивая периодические разносы в коридоре перед входом в зал заседания. При этом его не смущали многочисленные люди, он наслаждался своей властью и лишь для порядка огрызался в адрес журналистов, запрещая им снимать себя.

Поговорив между собой об очередной «умелой» работе чекистов, мы обратили на это внимание судьи и выступили с ходатайством о предоставлении информации об аппаратуре. Губанова напрочь все отрицала: нет в зале никакой аппаратуры, перерыв в заседании вызван ее собственными потребностями. А что касается ходатайства, то она отказалась его рассматривать.

В связи с этим был предпринят очередной демарш. Им стал отвод суду. Конечно, ни у кого не было сомнения, что сама себя, как это предусмотрено нашим законом, судья никогда не отведет. Однако демарш покажет решительность настроя защиты.

В эти дни в письме к Наталии я в слегка завуалированной форме, чтобы не вызвать вопросов у цензуры, так описал ситуацию в суде и мое к этому отношение: «Что касается меня, то я очень устаю и морально, и физически. Плюс ко всему, на этой неделе появилась новая «примочка». В зале, где я нахожусь практически весь день, установили какую-то электронику, которая гудит примерно так же, как и электроника в некоторых комнатах посольств. Это нервирует, раздражает, мешает сосредоточиться. Я имею в виду не только сам звук, но и, видимо, какие-то излучения, неизвестно как воздействующие на организм.

Мое обращение к суду в связи с этим — как это воздействует на организм? вредно ли это? есть ли какой-то санитарный сертификат у аппаратуры? и вообще, зачем это? — было встречено так, как будто я просил прокатить на Луну, будто это помещение и не принадлежит учреждению, в которое я обращаюсь.

Такое отношение в совокупности со всем остальным подвигнуло меня еще на одно обращение — об отводе председателя суда. Дело в том, что, на мой взгляд, все идет по тому же кругу, что и первый раз: та же односторонность, тот же уклон, чтобы повторить предыдущий результат, все отвергается под какими-то невообразимыми предлогами. Ну, а когда стало известно и о «придверных» топтунах, то стало очевидным, откуда дует ветер.

Естественно, было трудно рассчитывать на объективность рассмотрения и этого обращения, тем не менее не хочется быть бараном, спокойно идущим на бойню. Давление идет, оно очевидно, и, что самое главное и неприятное, это давление находит отражение в конкретных действиях и поведении».

Были предприняты и конкретные меры, чтобы узнать, что же все-таки установлено в зале заседаний суда. Это вызывало искреннее беспокойство. В посольствах мы всегда избегали проводить много времени в специальных помещениях, защищенных электроникой от прослушивания, и старались побыстрее ее выключить. Было известно, что нахождение под этой аппаратурой отнюдь не способствует здоровью. Но там, за рубежом, это было оправданно и понятно, для чего делается. А здесь, в своей стране, при плотно зашторенных окнах и закрытых дверях, в охраняемых внутри и снаружи помещениях, зачем? Даже конвойные отказывались проводить лишнюю минуту в зале, опасаясь за свое здоровье.

Заместителю министра здравоохранения, главному санитарному врачу России Г. Г. Онищенко было направлено заявление, в котором указывалось, что «с 25 сентября 2000 г. в зале Мосгорсуда, где проходят слушания по делу, установлена аппаратура неизвестного назначения, издающая непрерывный звуковой фон высокой частоты. Аппаратуру сопровождают два сотрудника ФСБ, постоянно находящиеся в коридоре, у двери зала суда. Назначение данной аппаратуры неизвестно, но она оказывает направленное или фоновое воздействие на людей». В заявлении содержалась просьба предоставить санитарный сертификат на аппаратуру.