Как я был телевизионным камикадзе

А в течение дня 19 августа был сущий ад. Как будто вся страна навалилась на нас. Руководители республик, краев и областей еще плохо понимали, что происходит. Многие звонили мне, чтобы сориентироваться. Помню, по нескольку часов кряду я держал в руках телефонные трубки.

Попытался сам связаться с Горбачевым. Понял: спецсвязь с ним заблокирована. Выходил на членов ГКЧП, уговаривая их выступить по телевидению и разъяснить, что же на самом деле происходит. Никто не согласился, сославшись на то, что вечером состоится пресс-конференция, вот ее и надо показать в прямом эфире. Один только Анатолий Лукьянов пообещал дать комментарий, но только на другой день. «Понимаешь, Леонид Петрович, – сказал он, – главная моя головная боль – срочно созвать Верховный Совет. На поиск их брошены наличные люди аппарата. Ведь у всех отпуска, разъехались по всему Союзу, а некоторые и за рубежом».

Многие общественные организации обращались с просьбами выступить по телевидению в поддержку ГКЧП. На телецентр прибыли более ста представителей «Трудовой Москвы», но их не пустили в здание. Руководители ряда союзных и автономных республик тоже готовы были заявить по ТВ и радио о своей готовности поддержать введение чрезвычайного положения. А некоторые даже прислали свои готовые теле-ролики. Среди них было, в частности, телеобращение Назарбаева.

По непрерывным телефонным звонкам складывалось впечатление, что большинство поддерживает ГКЧП. А вот московские власти заявили о другой позиции. Позвонил Гавриил Попов и попросил: «Мы с Лужковым вдвоем хотим выступить по телевидению и заявить протест. Дай нам такую возможность». Я горько пошутил: «Мужики, вас в телецентр не пустят, тут особый режим». – «Ну тогда пришли к нам камеру, сам приезжай, и втроем вместе выступим против», – настаивал Попов. «И меня к вам не выпустят, мы ведь работаем под контролем». – «Ну тогда черт с вами, имей в виду – больше трех дней они не продержатся, а ты упускаешь свой шанс», – только и сказал на прощание Попов.

Вечером мы транслировали пресс-конференцию руководства ГКЧП. Ее ждали с нетерпением, тем более что предполагалось выступление врача по поводу здоровья Горбачева. Однако лечащий врач не выступил. А Геннадий Янаев, который вел пресс-конференцию вместе со своими сподвижниками, объяснил, что после выздоровления президент приступит к исполнению своих обязанностей, демонстративно подчеркнув, что Горбачев – его друг и они вместе еще поработают. Отвечая на вопросы, Янаев дал отповедь одному из журналистов, который задал бестактный вопрос по поводу якобы причастности Горбачева к продаже иностранным партнерам одного из нефтегазоносных районов – Тенгизского в Казахстане. Корреспондент расценил это чуть ли не как преступление. Янаев на это заметил, что эти слова никак не подходят к Горбачеву, что Михаил Сергеевич внес огромный вклад в перестройку.

Кстати, надо заметить, что во всех документах ГКЧП не было открытой критики Горбачева. Только в довольно мрачных тонах оценивалась сложившаяся экономическая ситуация в стране. Но ее и приукрашивать было невозможно.

В целом же пресс-конференция очень разочаровала. Печать какой-то неуверенности сквозила почти в каждом выступлении. Вечером я уехал на дачу. В программе «Время» вновь были прочитаны все документы ГКЧП. А потом последовал репортаж, сделанный Сергеем Медведевым с моего разрешения. Прозвучало выступление Ельцина. Дали мы и невнятное заявление Кравчука, украинского лидера.

Показ этих материалов вызвал резкие отклики. Как мне потом рассказывали, в редакции «Времени» телефоны просто разрывались. Звонки шли от Пуго, Шенина, других деятелей, и все резко критиковали программу. Мне тоже звонили на дачу срочно вернувшиеся из отпуска Дзасохов и Лучинский – главные идеологи в политбюро. Они потребовали моей срочной явки в ЦК для объяснений по поводу медведевского сюжета. Я отбоярился, сославшись на крайнюю усталость.

На следующий день обстановка продолжала накаляться. Несмотря на жесткий режим, многие журналисты проталкивали по телевидению и радио сюжеты с критикой ГКЧП. Все это кончилось тем, что мне позвонил один из высокопоставленных деятелей КГБ и объявил, что у нас не телевидение, а решето, нет никакого контроля, поэтому они вынуждены на эфирные материалы поставить своих людей.