Как я отыскал Ливингстона

На другой день после моего прихода в Уджиджи я спросил доктора, не чувствует ли он иногда желания посетить свою родину и немного отдохнуть после шестилетних изысканий; ответ, данный им, вполне характеризует этого человека. Он сказал:

— Мне бы очень хотелось вернуться домой и еще раз взглянуть на моих детей, но я не могу принудить мое сердце отказаться от дела, которое я предпринял, и когда оно уже так близко к окончанию. Требуется всего только шесть или семь месяцев на то, чтобы подняться к истинному источнику, чтобы открыть, посредством петериковой ветви Белого Нила или посредством Альберт Ниаива сэра Самуила Бэккера, озеро, называемое туземцами «Човамби». Зачем же я поеду домой раньше окончания моего дела? Разве не пришлось бы мне снова вернуться сюда для совершения того, что могу я сделать также хорошо теперь.

- И почему же, спросил я, вы зашли так далеко назад, не окончив предприятия, которое по вашим словам было уже так близко к окончанию?

— Просто потому, что меня заставили. Мои люди не хотели сделать ни одного шагу более. Они взбунтовались и тайно сговорились, если я буду настаивать на продолжении путешествия, поднять смуты в стране и, когда это совершится, покинуть меня; тогда я был бы убить. Опасно было идти дальше. Я следовал 600 миль водного пути, проследил все главные притоки, изливающие свои воды в центральное русло; но, когда я поднялся чтобы исследовать последние 100 миль, дух моих спутников упал, и они стали надувать меня всевозможными способами. Теперь же, когда я прошел обратно 700 миль, чтобы снабдить себя новыми запасами и достать других спутников, оказалось, что у меня хватает средств существования всего только на несколько недель, и сам я болен телесно и душевно.

Здесь я остановлюсь, чтобы спросить читателя, как бы он поступил в таком критическом положении, при подобном накоплении трудностей. Многие поспешили бы вернуться домой, чтобы сообщить известия о своих изысканиях и открытиях и чтобы успокоить заботы своего семейства и друзей, ожидающих возвращения их. В самом деле, много было совершено для решения задачи, интересовавшей умы его ученых сотоварищей по Королевскому Географическому Обществу. Это не было отрицательные изыскания — это был тяжелый, суровый труд годов, это было самоотречение, терпение и мужество, какое у обыкновенных людей не встречается.

Представьте, что Ливингстон, по обыкновению других путешественников, поспешил бы к берегу тотчас после того, как он открыл озеро Бангвеоло, чтобы сообщить об этом всем географам; затем вернулся бы для открытия Моеро, а потом опять побежал бы назад; затем опять пошел бы открывать Камолондо и снова поспешил бы назад. Но он поступает не так; он не только открывает Чамбези, озеро Бангвеоло, реку Луапулу, озеро Моеро, реку Луалабу и озеро Камолондо, но продолжает без устали двигаться вперед, чтобы окончательно исследовать эту великую систему рек и озер. Если бы он следовал примеру обыкновенных исследователей, он бегал бы взад и вперед, чтобы сообщать новости, вместо того, чтобы исследовать; и он мог бы написать по целому тому по поводу открытия каждого озера и нажил бы этим много денег. Содержание его книг составляют исследования не нескольких месяцев. Его путешествия миссионера обнимают период 16 лет; его книга о Замбези — 5 лет, и, если великий путешественник доживет до своего возвращения на родину, его третья книга, величайшая из всех, должна будет заключать результаты восьми или девяти лет.

Ливингстон держится правила делать хорошо все, что он предпринимает, и сознание того, что он делает так, несмотря на тоску по родине, которая по временам гнетет его, доставляет ему некоторое удовлетворение, если даже не счастие: Люди другого закала подумали бы с ужасом о многолетнем пребывании среди диких Африки, но Ливингстон умеет находить в этом удовольствие и пищу для философских размышлений. Чудеса первобытной природы, большие леса и высокие горы, реки и источники больших озер, величие тропического неба днем и ночью — все эти земные и небесные явления, как манна для человека с таким самоотречением и с такою преданною филантропическою душою. Он может восхищаться первобытною простотою темных детей Эфиопии, с которыми он провел столько лет своей жизни; он имеет непоколебимую веру в их способности; видит в них добродетель, где другие видят только дикость; и где бы он ни был среди них, он всегда старался поднять этих людей, как бы забытых Богом и христианами.

Однажды ночью я достал мою записную книжку и приготовился записывать с его собственных слов повествование о его путешествиях; и он не замедля рассказал все, что с ним было. Бот вкратце содержание его рассказа: