Как я съел асфальт

Наташа прижалась к Саше всем телом и жарко задышала в его лицо водочно-огуречным духом. А Саша не хотел этого. Не хотел ничего, он хотел оказаться сейчас далеко отсюда. Оказаться в Гешиной комнате, в их с Олей квартире. А потом Саша вспомнил Олино коварство, из-за которого оказался в такой ситуации. И тогда ему захотелось оказаться еще дальше. Саша безумно захотел вернуться в Ейск. И вернуться туда в то самое время, когда бабушка пекла блинчики, а он, обжигаясь, хватал их руками и, дуя, отправлял в рот. Тогда было очень горячо, но очень вкусно. А сейчас Саша понимал, что ему становится горячо, даже очень горячо, как от тех блинчиков, но совсем не вкусно. Бабушкины блинчики были намного вкуснее поцелуев Наташи.

– Подожди, подожди! Я не могу так сразу… – попытался он отбиться от навязчивых ласк хозяйки дома. – Мы так мало друг друга знаем…

– Как? – удивилась Наташа. – Мы уже так давно знакомы. Мы уже так много друг о друге знаем…

Наташа пьяно заулыбалась слюнявыми губами и запустила свою когтистую руку под его рубашку. Грудь Саши затрепетала, но затрепетала не от страсти, а от страха. От жуткого страха, что он останется здесь на всю жизнь. Навсегда!

Саша собрал остатки мужества, глубоко и серьезно подумал мысли и решительно отстранился.

– Пойми, я очень нехороший человек, – начал он свою защитную речь. – Я… я… у меня… у меня четверо детей.

– Ну и что? – невозмутимо ответила Наташа и сделала попытку снова впиться в него своими губами.

– Три девочки! – отчаянно закричал Саша. – Три маленькие девочки и два чудных мальчика.

– А это уже пятеро! – Наташа продемонстрировала неплохие способности к арифметическому счету.

– Да! Да! – отчаянно согласился Саша. – Но это пока! Пока пятеро… жена шестым беременна…

– Странно, – ослабила натиск Наташа, – а Оля сказала, что ты неженат.

– Мы тайно встречаемся, – пояснил Саша, – никто не знает о нашей связи, даже Оля и даже ее родители.

– И у нее от тебя пятеро детей?

– Да, – упрямо твердил Саша.

– И никто не знает о вашей связи?

– Да!

Наташа обдумала какую-то случайно попавшую в голову мысль и снова заулыбалась.

– Пусть так, но я хочу тебя, – с пьяной откровенностью заявила она. – Ты так эротично играл своими макаронами…

– Маракасами, – машинально поправил Саша.

– Да! Да! Именно маракасами! – Наташа вся извивалась от желания. – Хочешь, возьми мои маракасы и поиграй ими.

При этих словах Наташа указала руками на свои груди как на альтернативу профессиональной перкуссии. «Маракасы», эти альтернативные «маракасы» от Наташи, и впрямь были неплохи. При других обстоятельствах Саша, может быть, и воспользовался ситуацией и, может быть, извлек пару нот из пышных инструментов. Но он был слишком трезв. То есть Саша был недостаточно пьян. Недостаточно пьян, для того чтобы не видеть Наташиного носа картошкой, ее оттопыренных ушей, вызывающе торчавших из прически, асимметрии в лице. Точнее, Саша был до обидного трезв, чтобы не замечать ее утиной походки. Он просто не мог. Не мог перешагнуть через себя и свое стойкое стремление к прекрасному. А Наташа…

Наташа напоминала Саше обезьянку, не в самом симпатичном понимании этого слова. А обезьян Саша не любил. Не мог любить их так, как сейчас хотела, точнее, требовала от него Наташа.

Саша мучительно искал выход. Он старательно думал. Думал мысли, беспомощным комком метавшиеся по его голове, но решение, правильное и элегантное решение, не приходило.

А между тем Наташа, ободренная молчанием Саши, усилила натиск. Она соблазнительно улыбнулась кривыми желтыми зубами и начала выполнять нечто, отдаленно напоминающее стриптиз. Наташа начала вдохновенно напевать. Точнее, и не напевать даже, а мычать. Мычать какую-то совершенно неузнаваемую мелодию. При этом девушка отчаянно завиляла бедрами. После трехминутной пантомимы она перешла к собственно стриптизу. Наступил период раздевания, и Наташа начала его сверху. Не прекращая вилять задом, она стянула с себя блузку и игриво запустила ее в ошалевшего Сашу. Запах пота, исходивший от блузки, вскружил ему голову. Он почувствовал себя жутко и закрыл глаза. Закрыл их, уткнувшись в эту самую блузку, в Наташину блузку, пропахшую потом и солеными огурцами. Наташа, упиваясь мыслью, что Саша наслаждается следами аромата ее тела на блузке, призывно засмеялась:

– Иди! Иди же сюда, я покажу тебе, что такое страсть!

Но Саша не хотел этого знать. Точнее, он не хотел знать это от нее, Наташи.

– Слушай, я должен сходить в туалет, должен помыться…

– Иди же, глупышка. Иди, только возвращайся быстрее.

Саша отчетливо ощутил, четко понял, что вот он – шанс. Шанс, которого у него может больше и не случиться. Он оглянулся и прощально посмотрел на Наташу. Может быть, она что-то заподозрила, и девушка поднялась:

– Хочешь, я тебя провожу?

– Да нет, не стоит. Я уже большой мальчик.

– А вдруг ты заблудишься?