Как Из Далеча, Далеча, Из Чиста Поля... (СИ)

Потерялся Еким. Что делать, не знает. Прижал Алешку бездыханного к груди, застыл взглядом, ровно окаменел. Не слышит, как старик подошел. Он, старик этот, - когда и успел только, - уже и коня Алешкиного поймал, и в свое переоделся.

- Говорил ведь, поспешай медленно, а теперь чего уж... Сделанного не вернешь.

Не слышит Еким. Оглох и ослеп.

- Как же так, Алешенька, - шепчет. - Открой очи соколиные, скажи слово ласковое, скажи, что не сердишься на товарища своего...

Склонился старик над ними, глянул на Алешку, покачал головой, выпрямился, прочь подался, на клюку опираючись. Не ушел далеко, возле речки свернул. К тому месту направился, где кубышки над водой торчали. Остановился, постоял немного, поклонился трижды, к воде припал, шепчет что-то. Пошептал сколько, и ждет. Прошло время, возмутилась гладь речная, поднимается что-то из глубины. Ждет старик. На поверхность, тем временем, шар зеленый всплыл. Застыл на недолго, а потом вдруг лепестками в стороны распался, белыми, словно свежий снег под лучами солнечными. Подцепил его старик своим посохом, дернул, вот уже и в руках цветок дивный держит.

Снова поклонился старик речке. Цветок же тем временем поскучнел. На глазах завял и лепестки сбросил. Осталась только шишечка темная, да стебель недлинный.

Повернулся старик, пошел к тому месту, где Еким над Алешкою горюет. Тот как сидел, так и сидит, не видя - не слыша. Поглядел на него странник, поглядел, а потом слегка своей палочкой тюкнул по шлему, Еким и растянулся. Старик, даром что на вид хлипкий, поднял молодца, ровно перышко, отнес в сторону, на травку уложил. К Алешке вернулся. Содрал с него доспех, оружие собрал, на коня Неодолищева приспособил. Накрыл Алешку одеждой евойною, рот ему распахнул, да и нажал на шишечку темную. Побежала по стеблю струйка, старик одной рукой давит, а второй голову молодца приподнял, следит, чтоб ни капельки не пролилось. Покончил свое дело, отбросил цветок выжатый, улыбнулся молодцам, "ну, прощевайте" сказал, подхватил коня богатырского и подался себе, не оглядываясь. Идет, на солнышко щурится, разве что не поет.

Только с глаз скрылся, шевельнулся Алешка, закашлялся. Сел, оглядывается. Пока понять пытался, что к чему, Еким прочухался.

- Как же ты живой, - Алешку спрашивает, - коли я тебя вот только что собственной рукой живота лишил?

Видать, не совсем прочухался.

- Так ведь и я то же подумавши, - товарищ его бормочет. - Ну, что это я тебя...

На двоих вспоминать принялись, кто что вспомнит. Алешка поведал, что у него с Неодолищем вышло, Еким, - как ожидал его, как решил не в Ростов ехать, а с богатырем поквитаться... Сколько прошло, пока старика хватились, да коня Неодолищева, да доспеха с оружием. Только того уже, как говорится, и след простыл...

5. ВО КИЕВЕ БЕДА-ТО СЛУЧИЛАСЯ, ПОКОРИЛСЯ КИЕВ ТУГАРИНУ...

Вот он, наконец, Киев-град. Добрался Алешка. Ино правдами, ино неправдами, а добрался. С Екимом вот только на дороге проститься пришлось. Сам так пожелал, ни при чем тут Алешка. Ну, разве самую малость...

Случилось это вскоре после той самой встречи с Неодолищем. Они тогда чудом правильную дорогу выбрали, и, более не сворачивая и не кружась, спрашиваясь в селениях, потихоньку-полегоньку куда надобно путь держали. И, что удивительно, люди уже знали о победе богатыря неведомого над Неодолищем. Такие небылицы молодцам рассказывали, за год не придумать, а тут и прошло-то всего ничего. Выходило так, будто Неодолище этот самый чуть не самым страшным лиходеем и разорителем во всей земле был, и колдуном-то, и оборотнем, и кем только не величала его молва людская. Все-то он царства-государства, по которым проезжал, данями обложил, и, верно, до самого края земли добрался бы, коли б, на беду, не повстречал иного богатыря, нашего. В том смысле нашего, что он, поговаривают, едва не из соседней деревни, ну, может, чуть подалее. Наш-то посильнее оказался, с гордостью повествовали они. А дальше, кто - в лес, кто - по дрова. Чего только наш с Неодолищем не вытворял: и в землю-то его вгонял по самую макушку, и, ухватив за ногу, забрасывал за облако ходячее, и гнал-то его лесами-полями в даль неведомую, и...

Слушал Алешка эти россказни, рот до ушей. Приятно, конечно, когда про тебя такие небылицы плетутся, хоть и не так все на самом деле было. Ан кому интересно, как он там вокруг костра прыгал да елозил? Вот за облака супостата закинуть - дело иное. Тут тебе слава и уважение. А костром седалище припалить, прыгавши, - какая ж тут слава? Оттого помалкивал да ухмылялся.