Как ломали замок границы

Орудуя веслами, Олег едва успел увести лодку из-под нависшего носа. И опять повезло, моряки их не заметили. Но потрясение было таким сильным, что Олег не простил этого приятелю. А испытания только начинались. Стёртые в кровь руки, болезнь, а тут ещё изменилось сознание и преподнесло сюрприз: в лодке появился кто-то третий и завёл беседы о вечности… Шли только шестые сутки.

И вот на десятое утро показалась земля. У маяка — три фигуры. Беглецы машут руками, те спускаются к лодке, и вскоре моторка останавливается неподалёку: «Парле ву франсе? Ду ю спик инглиш?» Но наши соотечественники предпочитают объясняться жестами: мол, где пристать? Лодка уходит вперёд, беглецы — за ней.

Вышли на мелководье, но только ноги уже не держат тридцатилетних мужчин… Для местной публики это сенсация: на лодке… через море… не верится.

Турки гостей не выдали. Несколько месяцев беглецы находились на военной базе. Затем Стамбул, пресс-конференция. И поток непривычных впечатлений: «Наши физиономии в стамбульских газетах. Босфор, вереница судов. Несколько раз проходили корабли с красной полосой на трубе, совсем рядом. Теперь это только забавно, уже не страшно».

Вскоре беглецы оказались в США, где и прожили оставшуюся жизнь. Соханевич писал стихи, занимался абстрактной живописью и графикой, путешествовал. Открыл в себе и талант скульптура. Создал жанр «напряженной скульптуры» — это такие композиции из напряженного металла — согнутого, растянутого, сжатого… В общем, наполненного скрытой силой. Искусство это на любителя, и художник, которого природа тоже наделила немалой силой, на жизнь зарабатывал грузчиком на квартирных переездах. Хоть его произведения и выставлялись в самых престижных галереях Америки, покупать их не спешили.

Умер художник в Нью-Йорке, прожив 83 года. Со своим приятелем больше не общался с самой Турции, не простив ему той давней слабости.

Гаврилову подрабатывать не приходилось. Он писал в академической манере картины для старой русской аристократии. Рисовал портреты знаменитостей (однажды даже жена президента Форда заказала ему портрет мужа). Денег хватало и на собственную виллу. К сожалению, прошлая слабость оказалось не единственной: шальные деньги и кутежи подорвали здоровье. После инсульта парализованный старик доживал в бедном латиноамериканском квартале того же Нью-Йорка. И до последних дней вспоминал тот побег с тёплым чувством: «Это было моё дело. Я его сделал. И в нём я нашёл себя как человека. Этот побег — самое главное событие в моей жизни».

Отец и сын Бразинскасы

15 октября 1970 г. пассажирский самолёт Ан-24 с 46 пассажирами вылетел из Батуми в Сухуми. Передние места заняли офицер с подростком. Это был Пранас Бразинскас с 15-летним Альгирдасом. В отличие от всех, они собирались лететь не в Сухуми, а в турецкий Трабзон. Офицером Пранас не был, и форму надел только ради театрального эффекта. Через пять минут после взлёта он протянул бортпроводнице Надежде Курченко конверт и приказным тоном распорядился передать командиру экипажа: «Я от генерала Крылова. С этой минуты на борту советской власти нет».

В конверте лежала записка от имени этого неведомого генерала. В ней было три пункта: лететь по указанному маршруту, прекратить радиосвязь, а за неисполнение — смерть.

Пассажирам скомандовал:

— Никому не вставать, иначе взорвём самолёт!

Проводница бросилась к пилотской кабине с криком: «Нападение!» Эти двое двинулись за ней, и когда она попыталась помешать им ворваться в кабину, раздался выстрел из обреза. Курченко упала, а «офицер» начал пальбу по членам экипажа.

Командиру корабля Георгию Чахракии пуля попала в позвоночник, и у него отнялись ноги. Были ранены бортмеханик и и штурман. Не пострадал только второй пилот Сулико Шавидзе. Пассажиры было попытались помочь лётчикам, но мальчишка пригрозил взорвать самолёт (кроме обреза и пистолета имелась и граната). Старший тем временем продолжал угрожать и требовал лететь в Турцию.

Пилот сумел не только удержать машину в воздухе, но и незаметно подать сигнал «SOS». И вдобавок попытался обмануть угонщиков и посадить самолёт неподалёку, на военный аэродром в Кобулети. Однако Пранас заметил уловку и предупредил, что пилота пристрелит, а самолёт взорвёт. Угонщики были настроены решительно. Пранас продолжал держать под прицелом пилотов, а Альгирдас — пассажиров.

Командир потом вспоминал: «Надя без движения лежала на полу в дверях нашей кабины и истекала кровью. Рядом лежал штурман Фадеев. А за спиной у нас стоял человек и, потрясая гранатой, выкрикивал: «Держать берег моря слева! Курс на юг — на Трабзон! В облака не входить! Слушаться, а не то взорвём!»

Самолёт бросало из стороны в сторону: лётчик жаловался на рану, но на самом деле старался сбить угонщиков с ног: