Как мы хоронили Иосифа Виссарионовича

Через несколько секунд охранники возвращаются вместе с режиссёром Вольдемаром Аркадьевичем, который играл Сталина. Раздаются аплодисменты, сверкают фотовспышки. Режиссёр отдаёт одному из охранников-актёров трубку, тот бережно её принимает, другому отдаёт китель генералиссимуса и остаётся в чёрной водолазке и белых брюках. Подходит к микрофону.

Сталин. Мы представили журналистам и избранным гостям первую сцену из будущего спектакля об Иосифе Сталине. Театр понимает, в какую раскалённую общественную обстановку он внедряется с этим спектаклем. Казалось бы, не лучше ли просто обойти эту тему и не нарываться на огонь со всех сторон, ведь недовольными окажутся и сталинисты, и антисталинисты, и консерваторы, и либералы… Но мы принимаем вызов Истории. Понимая… Но лучше я дам слово автору, Терентию Грибсу. Его дело формулировать, а наше — играть.

Из глубин сцены возникает Терентий.

Терентий. Я согласен с Вольдемаром Аркадьевичем: недовольными окажутся все, и мы к этому готовы. Ведь сейчас толком никто не понимает, во что мы верим и куда идём, и поэтому неприкосновенным объявляется всё: и прошлое советское, и прошлое имперское, и царь, и цареубийцы, и церковь, и те, кто сносил храмы. Впрочем, это только кажущийся парадокс, и он легко объясним: власть должна быть права в любых своих решениях и проявлениях, а потому она верно поступала и в 1905-м, и в 1917-м, и в 1937-м, да во все годы… Нашу страну сотрясает много кризисов, но главный я бы определил как «кризис перепроизводства святынь». Одной из таких святынь, увы, оказался Иосиф Сталин…

В зале шум, на сцену выходит Человек из министерства культуры.

Человек из министерства. Министр сожалеет, что не смог прийти на представление. Но он прислал приветственную телеграмму. (Достает из портфеля, зачитывает.) «Спасибо театру за то, что он прикладывает к нашей исторической травме подорожник правды». (Аплодисменты.) И, как водится, медаль. (Под овации режиссёр устало подставляет грудь, человек из министерства прикрепляет медаль и сходит со сцены.)

Сталин.

Я благодарен поддержке министра. Самое главное сейчас — выпускать произведения искусства, чуждые придыханию и священному трепету. Этого и так предостаточно и в нашем искусстве, и в нашей жизни. Я рад, что министр вместе с нами верит в очистительную силу смеха. Конечно, наш смех будет глубок и точен. Он будет горек. Это не смех комиксов. Это смех трагифарса, и он нам поможет начать освобождаться от тени, которая нависает над страной почти столетие. Начать выздоровление. Начать освобождение. Я не люблю пафоса. Но я бы хотел, чтобы наш спектакль стал началом грандиозных похорон сталинизма.

На сцену опять врывается Человек из министерства. Он взволнован.

Сталин. Что, снова орден? По-моему, на сегодня хватит.

Человек из министерства. Потрясающая новость! Министр позвонил! Он рассказал президенту, что вы сейчас показываете публике отрывки… Президент посетовал: какая жалость, что меня не пригласили…

Сталин. Мы… Мы не надеялись… Даже не предполагали…

Человек из министерства.

Президент все понимает! Он так и сказал: «Понимаю, что меня не позвали из скромности, вряд ли Вольдемар Аркадьевич намеревался меня проигнорировать».

Сталин (аккуратно усмехается). На сцене императорского театра игнорировать императора? На премьеру, в царскую ложу, конечно…

Человек из министерства. Он хочет посмотреть сейчас!

Сталин. В каком смысле?

Человек из министерства.

Сейчас президент обедает в компании министра культуры. Президент знает, что вы уже показали начало, и он был бы рад, если бы вы изыскали возможность показать ему продолжение. Пока идёт обед. Минут на тридцать всего, или даже меньше. Когда обед закончится, мы дадим сигнал.

Сталин. А как он увидит…

Человек из министерства. Об этом не беспокойтесь. Трансляция уже пять минут как идёт. Президент сказал: любопытно глянуть, как там моего предшественника показать собираются.

Сталин (поднимая голову вверх). Приятного аппетита, господин президент!

Человек из министерства. Ответить не может, но слышит и видит.