Как мы пишем. Писатели о литературе, о времени, о себе [Сборник]

Мне кажется, если бы Советский Союз уцелел, если бы социализм не рухнул – я бы стал кем-то вроде писателя Александра Проханова. Ездил бы в Сибирь, на Север и на Дальний Восток, сочинял бы повести о первопроходцах, победителях вечной мерзлоты.

Но судьба распорядилась иначе.

В 1991 году друзья позвали меня компаньоном в только что организованный бизнес. И я согласился и бросил учёбу, так и не окончив три курса и не получив даже бумажки о неоконченном высшем образовании.

Сразу скажу, об уходе из Университета я никогда не жалел. Новая жизнь накрыла меня с головой.

Материал сам нашёл меня.

Русский бизнес.

Следующие пять лет, с 91-го по 96-й, я не читал ничего, кроме учебников биржевой игры и информационных бюллетеней «РосБизнесКонсалтинга».

Я женился, родил сына. Разбогател.

И передумал быть писателем. Решил стать для начала долларовым миллионером, а затем, чем чёрт не шутит, может, и олигархом: у меня были все данные. Я был безжалостным, циничным, я работал ежедневно с семи утра до позднего вечера без выходных, и моей настольной книгой вместо повестей Стругацких стал увесистый том биржевого гения и антисоветчика Джорджа Сороса «Алхимия финансов».

Я занимался обналичкой, проплатами валютных контрактов, я покупал и продавал государственные краткосрочные облигации и на пике своего успеха едва не приобрёл обанкротившуюся авиакомпанию.

Потом меня арестовали и посадили в следственный изолятор: по обвинению в краже государственных денег.

Из изолятора я вышел спустя три года: в 1999-м. Так закончились мои «ревущие девяностые», и так рухнула моя карьера финансового воротилы.

Но жизнь не рухнула: ещё даже не началась.

Из трёх лет тюрьмы – год я просидел в изоляторе «Лефортово», известном своей уникальной библиотекой, где хранились даже книги с печатями Таганской тюрьмы, давно не существующей. Там я прочёл всего Достоевского, всего Джека Лондона, всего Солженицына, «Розу мира» Даниила Андреева, «Философию права» Гегеля, «Диалектику мифа» Алексея Лосева и ещё – «Дюну» и «Чужака в чужой стране».

Пока я сидел, мой лучший друг отучился на сценарном факультете ВГИКа, и едва я оказался на свободе – мне предложили написать сценарий о своих похождениях.

Так литература снова появилась в моей жизни.

Написанный сценарий так и не был экранизирован.

Следующие годы ушли на то, чтобы снова найти источники заработка; я их нашёл, и у меня появился повод уважать себя.

Однако статус мелкого комиссионера, продающего строительные материалы, меня не устраивал, хотелось большего, – и вот, в возрасте тридцати двух лет, я снова сел писать, после двенадцатилетнего перерыва.

Материал был найден, его было очень много: первоклассного, крутого, скандального, шикарного материала; сотни историй, десятки героев.

На этот раз проблема была другая: меня распирало от фактуры, я не знал, что с ней делать, как обработать, как преподнести.

В то время я снова стал много читать, на этот раз в основном американцев, я пришёл к ним через Лимонова, которого читал и перечитывал запоем; Лимонов лучше всех русских описал Америку.

Я прочитал внимательно и не один раз всю их контркультуру, от Берроуза и Керуака до Чака Паланика, включая Хантера Томпсона и Брета Истона Эллиса.

Американцы всегда писали плохо. Даже в лучших переводах, даже «Вся королевская рать», переведённая великим Голышевым, – безнадёжно проигрывают по сравнению с Аксёновым или Лимоновым. По стилю, по силе языка русские писатели – первые в мире.

Но у американцев было то, чего нет у других: бешеная сила, нерв, энергия, крутая подача.

Первый мой роман назывался «Подмена», я написал его в 2001 году зимой, за три месяца. В романе были бизнес, «чёрный нал», офисы в бронированных подвалах, миллиарды, тюрьма, война в Чечне, комбинации, махинации и бог знает что ещё.

Я раздал книгу читать друзьям и отдал рукопись в издательство «Ад Маргинем» Михаилу Котомину.

Друзья, правда, прохладно отнеслись к моей книге, а издатель Котомин отказался её печатать.

Это был удар. Моё самолюбие ужасно пострадало. Я привык побеждать.

Разозлённый, я выбросил свой первый роман, забыл о нём и сгоряча написал второй, под неприличным названием «Я просрал миллион».

Этот второй роман тоже вызвал критику у товарищей; товарищи посоветовали больше работать над текстом и вообще – собраться с мыслями.

Понемногу я овладевал знаниями о литературном труде и сообразил, что иметь первоклассный, выигрышный материал – мало. Надо уметь работать с материалом, надо фильтровать его, надо дистанцироваться от материала.

Поразмыслив, помучившись и несколько раз сильно напившись, я выбросил в мусор и второй роман – и сел делать третий.

Мне сравнялось тридцать три.

В результате длительного обдумывания и множества сомнений я отыскал способ подачи моего материала; не скажу, что я закричал «эврика» – но мог бы закричать.

Я решил, что расскажу такую историю, которую хотел бы сам прочитать в свои семнадцать лет. И не только я – мои друзья тоже.