– Когда в начале 1860-х годов в известняковых карьерах южной Германии начали обнаруживать невероятно красивые птицеподобные ископаемые остатки археоптерикса, среди первых немецких коллекционеров и ученых не было единодушного мнения о том, что это такое и что они означают. В то время существовало смутное понимание, что ископаемые представляют собой останки давно погибших животных, причем некоторые принадлежат к вымершим видам, поэтому начальная теоретическая основа уже имелась: было понятно, что эти ископаемые – древние и представляют формы живых существ, не существующих ныне. С середины XVIII века велся оживленный спор о том, что представляют собой вымершие формы и как они вписываются в библейский рассказ о творении. Французский зоолог Жорж Кювье (1769–1832) утверждал, что было несколько эпизодов творения, за которыми следовали катастрофы (в том числе Всемирный потоп), и вымершие формы представляют собой останки животных, уничтоженных во время таких бедствий. Кювье недвусмысленно отвергал идею о том, что один вид животных в результате изменений может превратиться в другой, и его точка зрения преобладала до появления теории Дарвина.
С публикацией книги Дарвина «Происхождение видов» в 1859 году спор изменился, но не был улажен. Одна из главных проблем, вставших перед Дарвином, заключалась в том, что переходные формы, существование которых предсказывалось его теорией, встречались очень редко. Поэтому первым коллекционерам и ученым приходилось разбираться в путанице идей – доэволюционных, дарвиновских, религиозных и просто технических. Некоторые ученые, увидев странное существо, покрытое перьями, которое сохранилось в таких деталях в плитах известняка, считали, что ископаемые остатки принадлежат птице; некоторые думали, что они принадлежат рептилии. Были и те, кто полагал, что это фальшивка.
Однако для Дарвина и его сторонников эти ископаемые оказались золотоносным песком. Лучший образец был куплен Британским музеем и вскоре стал одним из сильнейших элементов доказательства в поддержку новой теории. С точки зрения Дарвина, значение ископаемого было совершенно очевидным: птицы произошли от рептилий. На каком-то этапе этого процесса мы должны были бы ожидать появления животного, обладающего признаками и птицы, и рептилии. У археоптерикса были крылья и перья, а также зубы и хвост рептилии. Вуаля!
Несмотря на то что «истинное» значение археоптерикса стало ясно только при интерпретации с дарвиновской точки зрения, данные ископаемых никогда не были такого рода необработанными, изолированными данными, которые представляли себе сторонники логического позитивизма. Эти останки оказались «встроены» в теорию в тот самый момент, когда были извлечены из карьера.
–
– О, смотрите, кто проснулся! Как раз настало время для маффина.
Мы дошли до кафе. Как я и надеялся, оно было почти пустым: те, кто отвез детей в школу, уже купили свой капучино и ушли, а толп, пришедших на обед, еще не было. Несколько парней параноидального вида согнулись над своими лэптопами, надев наушники и отключившись от окружающего мира. Раньше я всегда заказывал кофе тонкого помола: он всегда был самым дешевым и достаточно горьким, чтобы вынудить вас не пить его быстро большими глотками. Но сейчас мне захотелось чего-нибудь более легкого, поэтому я заказал латте у улыбающегося баристы, и мы с Монти нашли тихое местечко в задней части кафе.
– Хочешь выбраться из сумки?
–
– Ладно, на чем мы остановились?
–
– А, да. Итак, мы оказались в той точке, когда какая-то форма индукции кажется оптимальным вариантом, даже несмотря на то, что Юм обнаружил логическую пропасть между наблюдением за миллионом белых лебедей и утверждением
Вызов был брошен Карлом Поппером (1902–1994), одним из бывших учеников Венского кружка, и после этого индукция уже никогда не восстановилась. В своем главном труде по философии науки, «Логика научного исследования» (1934), Поппер серьезно отнесся к замечанию Юма о логике индукции. Индукция действительно не может установить научный закон. Повторение не приводит к достоверности. Более того, исследования истории науки, проведенные Поппером, показали, что великие ученые никогда не пользовались индуктивными методами для формулировки гипотез. Представление об объективном, непредвзятом ученом, тщательно собирающем факты, которые потом расцветают в виде теории, не просто имеет логические недостатки, а является фантазией, порожденной воображением. Ни одно из величайших научных открытий Коперника, Кеплера, Ньютона и Эйнштейна не было сделано в результате процесса индукции. Таблицы Бэкона, пять методов Милля – все это было бесполезно и не использовалось.
–