Как никогда. Одинокая женщина желает...

– Это что? — спросила она, смутно, впрочем, догадываясь.

– Это корсет! — пыхтя, пояснила Евстолия. — Настоящий, девятнадцатого века. У нас в фондах подделок нет. Давай, Ирочка, помогай!

После долгой возни Ирина удалось наконец упихать Евстолию в корсет целиком и примерно разобраться со шнурками и крючками.

– Шнуровать? — с воодушевлением спросила она.

– Шнуруй! — скомандовала соседка. Наверно, с такой же интонацией первый космонавт планеты произнес свое знаменитое «Поехали!».

Ирина увлеченно шнуровала, Евстолия кряхтела и вздыхала, потом наконец не выдержала:

– Господи, да как они все это надевали-то?!

– Так них прислуга была, — резонно предположила Ирина. — Девки крепостные. Ты бы взяла что-нибудь дореволюционное, без этих штук.

– Нет уж, — мужественно отказалась Евстолия. — Я такое в Оружейной палате видела, на выставке коронационных платьев, когда к сыну ездила. Или почти такое. Там было со шлейфом, а тут бы он стал цепляться за все, правда ведь?

– У тебя есть сын? — Ирина так удивилась, что перестала шнуровать. — А где он?

– В Москве, — пояснила Евстолия, изворачиваясь, чтобы увидеть свое отражение хотя бы в стекле книжных полок. — Работает в музее Кремля. Кандидатскую написал по скифскому золоту — он еще здесь этим увлекся, когда практику после второго курса у нас в музее проходил. Потом все читал, материалы собирал. После университета уехал в Эрмитаж работать — его пригласили, представляешь? А кандидатскую уже в Москве писал. Теперь докторскую готовит, говорит, к сорока хочет защитить непременно… Ты все?

– Да. Кажется, все. Как тут закрепить-то его? Ой у меня руки устали… — Ирина, отдуваясь, уселась на диван. Рядом примостилась и Евстолия, держа спину прямо, выпятив грудь и еле переводя дух. — Я, наверное, слишком сильно затянула? — В голосе Ирины звучало неподдельное сочувствие.

– Нет, в самый раз, — мужественно кивнула Евстолия. — Красота требует жертв. Сейчас передохнем и будем надевать платье. Вот только насчет шляпы я сомневаюсь…

– А твой муж? — ругая себя за любопытство, все же не удержалась от вопроса Ирина. А что такого, в конце концов, нормальный женский вопрос. Тем более что о причинах длительного отсутствия Валентина соседка расспрашивала ее более чем неделикатно. Допрашивала, точнее сказать, просто-таки к стенке припирала.

– Мужа у меня не было, — сокрушенно сообщила Евстолия, пытаясь поудобнее устроиться внутри корсета, для чего ерзала и поводила плечами. — Я после школы в пединститут поступала, первый же экзамен завалила. Пошла работать в музей и поступила на заочное. Но пришлось бросить, потому что родился Саша. А отец его… ну, в общем, он женат был. И работал в горкоме комсомола. Ему разводиться нельзя было, сразу турнули бы на производство. Опять же своих детей двое. Тогда времена были не то что нынче, строгие. Ну вот, мы так и жили. Он к нам часто приходил. И деньги давал… иногда. Да нам и так хватало, подрабатывала я. Я ведь шью хорошо, Ирочка! — похвасталась соседка.

– И долго вы так жили? — опять не удержалась Ирина.

– Долго. Он потом и в обкоме партии работал, и депутатом областного совета народных депутатов был. Тогда и с квартирой нам помог, и Саше в институт поступить. Он был очень порядочный человек. А потом умер. Перестройка началась, изменилось все. У него сердце не выдержало, за год два инфаркта… Саша как раз только диплом защитил.

– А потом?

– А потом… потом оказалось, что мне уже далеко не тридцать, а сорок с хвостиком. И все уже не так, как раньше. И я решила, что привыкну жить одна.

Евстолия помолчала, вздохнула — не то от расстройства, не то из-за слишком туго зашнурованного корсета — и добавила:

– Не привыкла.

Ирина молчала, не в силах представить, что у Евстолии когда-то был любовник и ей было сорок лет. Как ей сейчас. А что тут скажешь? Раньше в таких случаях говорили — тихий ангел пролетел. Все смеялись, и беседа возобновлялась. Теперь про ангела как-то глупо…

– Ирочка, а вы любите мужчин? — без перехода спросила Евстолия.

– Что? — растерялась Ирина. Потом неловко попыталась отшутиться. — Я бананы люблю. И кофе. Еще море. И когда летом дождь, а я дома с балкона смотрю. А мужчин… — Она подняла глаза на Евстолию — та смотрела внимательно и заинтересованно. От этого Ирина сбилась с шутливого тона и глупо забормотала: — Я не знаю… чего их любить? Они сами по себе, я… тоже… — Ирина понимала, что несет чепуху, но Евстолия, похоже, была настроена серьезно.

– А я люблю. Я, знаешь, Ирочка, верю, что где-то и моя половинка есть. Ведь не бывает же, чтобы без половинки. И у тебя есть. Просто это была не твоя половинка, а чья-то другая. Не надо ставить на себе крест. Это самое главное. Поверь мне, с возрастом все воспринимается иначе. Теперь я знаю, что за свое счастье надо бороться. Даже если ты кому-то кажешься глупой, никчемной старухой.