Как поджарить цыпочку

Но у Джасмин были свои планы. Она тайком заглянула в свои записи. Вычеркнула дайкири и вписала беллини. Добавила брускетту.[4] Да, и ай-оли![5] Еще свежий лосось и треска, артишоки, морковь, грибы и сладкий укроп. Это идея. Чего бы еще? Устриц? А почему бы, черт возьми, и нет? Очень даже поднимут настроение. Так, теперь основное блюдо… И тут она зашла в тупик. Ей хотелось приготовить Дэниелу на день рождения что-нибудь особенное. Нужно было придумать блюдо в его честь. Музыканты ведь преподносят в подарок свои арии, фуги и симфонии, вот и она должна изобрести какое-нибудь роскошное блюдо. Блюдо для короля. Что-нибудь мужественное и благородное. Может, говядину или баранину? Под потрясающим соусом. А к мясу картошка, грибы, лук. Ох, не старо ли это все? Конечно старо. Нужно что-то совершенно новое. Неделями она теребила свой блокнот, он совсем обветшал от постоянных вычеркиваний и поправок. Сначала она думала приготовить лапшу с говядиной по-азиатски или запечь макароны по-итальянски, но не слишком ли это прозаично для такого случая? Она надеялась, что если будет все время возвращаться к своим записям, то вдохновение придет. Но до сих пор озарение так и не снизошло, отсиживалось где-то за пределами сознания.

Джасмин собрала со стола тарелки, оставленные Дэниелом, и поставила их в раковину. В тот роковой день, когда она впервые увидела его в «Американском кафе», он ей не особенно понравился. Слишком худой. Костлявый, как отметила ее мать. Но вскоре Джасмин поняла, что у него душа толстяка. Вес его тела был обусловлен не расстройством психики, а наследственностью. Он, как и она, обожал поесть, и оба поедали пищу с плотоядным урчанием. Но для такого любителя поесть Дэниел, как ни странно, совершенно не умел готовить. Рис не мог сварить, не говоря уж о яйцах всмятку. Так что после короткого медового месяца, во время которого он таскал ее по французским кафе и за все платил сам, Джасмин начала для него готовить. С тех пор она по ресторанам больше не ходила.

– А чего ты ожидала, – говорила ей мать. – Парень-то безработный.

– Нет, – поправляла ее Джасмин, – он артист.

Как же часто ей приходилось это повторять!

Но то, чего ему не хватало в профессиональной деятельности, он с лихвой возмещал в другом. Через два дня после знакомства он привел ее в свою коммуналку, которую делил с двумя шоферами-марокканцами. Там он уселся на кровать и притянул Джасмин к себе. От него пахло лимоном. Он намеревался потрясти ее как мужчина, сделать ее счастливой.

– Мне хочется, чтобы тебе было приятно, – шептал он в ложбинку между ее влажными грудями.

Худющий, а какой сильный, выносливый. Когда все наконец произошло, он нежно ее поцеловал, выскользнул из постели и, просунув голову в дверь, громко позвал одного из дожидавшихся внизу марокканцев. Марокканец торопливо взбежал по ступеням. Джасмин оледенела от ужаса и натянула на себя простыню. Но оказалось, что тот принес два стакана холодной воды. Дэниел благодарно улыбнулся ему и протянул Джасмин запотевший стакан с плавающими в воде листиками мяты. Поглядывая на Джасмин сверху, он пил воду большими глотками и теребил завиток волос у пупка. Джасмин медленно опустошила стакан и в оцепенении откинулась на подушки. В комнате из мебели были только кровать, комод и сломанное кресло. Одежда Дэниела висела на вешалке в дальнем углу комнаты. Он забрал у нее стакан и поставил его на комод вместе со своим.

– Тебе удобно? – спросил он.

Джасмин улыбнулась и кивнула, подумывая, однако, о том, не лучше ли отправиться домой, чем остаться ночевать в доме, полном незнакомых мужчин. На всякий случай она поинтересовалась, что братья-марокканцы едят на завтрак. Она замерзла и потянулась к покрывалу, валявшемуся в ногах постели, но Дэниел перехватил ее руку и навалился сверху. Он смотрел в ее растерянные глаза и улыбался.

– В первый раз это была необходимость, – сказал он. – А теперь будет наслаждение.

Откинувшись назад, он достал покрывало, натянул его на голову и занялся исследованием ее тела.

Когда он закончил, Джасмин поняла, что отныне принадлежит ему с головы до ног. До этого она была пару раз влюблена, во всяком случае ей так казалось. Был у нее молодой француз, который, желая порадовать Джасмин, натирал свой пенис улиточным маслом, но по сравнению с восторгом сегодняшнего совокупления то была лишь мимолетная липкая ночь. Проснувшись утром в одной постели с Дэниелом, она была полна сил, каждая клеточка ее тела ликовала, будучи в состоянии полной боевой готовности. Она бы даже на убийство пошла, чтобы сохранить их союз. Дэниел теперь принадлежит ей, и никому она его не отдаст. Думая о нем, она употребляла те же самые эпитеты, что и для буйабеса[6] – необычайный, изысканный, непостижимый, дар господний.