Гвен поджала губы и усмехнулась каким-то своим мыслям. Однако размышления подруги уже не интересовали Лику. Она снова унеслась мыслями к Адайну, а заодно к платью, которое сегодня наденет и к линии своего поведения — нужно быть дурой, чтобы не понимать: Льюэллин обязательно доложит своему господину обо всём, что происходит в Ардаре. Возможно, будет рассказывать и о ней.
И снова потянулись дни и балы, только теперь Лика отсчитывала их с момента, когда увидела советника Адайна — хорошо сложенного молодого человека с рыжеватыми волосами и светло-бирюзовыми глазами, одетого просто и вместе с тем со вкусом.
Первый бал длился мучительно долго. Второй прошёл быстрее. Третий, четвёртый и последующие слились в памяти Лики в один. Единственным, что их различало — было поведение Брянки и её драконьи страсти, которые развивались отнюдь не по канонам обычных любовных историй.
Натанцевавшись с Брянкой в первый вечер, советник Льюэллин на следующий вечер начал приглашать других девушек. Сначала Гвен, правда, та ясно дала понять, что не танцует, потом — герцогинь, баронесс и графинь, всё помоложе, да посимпатичнее.
И сначала Брянка впала в уныние. Несколько часов первого бала она искренне не понимала, что происходит, потом жутко расстроилась, хотя и старалась изо всех сил не подавать виду.
— Кажется, ты немного устала, — заметила тогда скучающая в одиночестве Лика. Да, она решила проявить чудеса верности и стойкости, и теперь в духе Гвен последовательно, хотя и вежливо отказывала практически всем кавалерам, кроме венценосных особ, которые иногда, согласно протоколу, приглашали её на танец. — Не хочешь уйти?
— Нет, — Брянка явно сглотнула ком в горле. — Вдруг он…
— Вспомнит о тебе и пригласит? — «помогла» подруге Гвен.
— Умгу, — кивнула принцесса Мадхава, с трудом удерживая «лицо».
К концу недели Лика заметила странное — Брянка и Гвен начали сами выбирать себе платья. Но если к платьям Гвен Лика не имела никаких претензий — риамонтка предпочитала тёмное и неприметное, то платья Брянки неприятно удивляли её. Нет, фасон вполне повторял силуэт Ликиного наряда, а вот цвета… То фуксия, то оранжевый с золотом, то салатный. Было даже красное, да ещё такого кричащего оттенка, который невыгодно смотрелся на фоне Ликиного платья. Точнее, это Лика, одетая в тот вечер в нежно-голубой муслин, совершенно терялась на фоне ослепительно яркой подруги.
Первой реакцией Лики на красный было попросить Брянку переодеться. Но глядя на то, с каким волнением и предвкушением та ожидает предстоящего бала, Лика умерила свой пыл и ничего не сказала.
В бальном зале тоже происходило нечто такое, что погружённая в свою тоску по Адайну, Лика не сразу отследила. Она всё чаще оставалась одна.
Гвен всё чаще предпочитала общество разодетых франтов, а яркие платья Брянки слишком часто стали мелькать среди вальсирующих пар. При этом танцевала принцесса Мадхава отнюдь не с Льюэллином. Потом, впрочем, Брянка танцевала и с Льюэллином, и при они явно рассказывали друг другу какие-то уморительные вещи, от которых оба слишком часто и слишком счастливо и заразительно смеялись.
Удивительным казалось и то, что, повспоминав события и разговоры прошедших дней, Лика поняла, что Брянка почти не говорила о Льюэллине. И Гвен не говорила. У Ликиных подружек-принцесс вдруг появилось очень много интересных занятий и других подруг и друзей среди молодёжи из Риамонта и Мадхавы, которые как прибыли к ардарскому двору на ежегодный Совет королей, так и продолжали здесь счастливо оставаться.
Исчез даже Эрик.
Впрочем, Лика была даже рада. Наконец никто ей не докучал, и она могла спокойно тратить большую часть дня на размышления и редкие, но оттого особенно ценные, воспоминания, где главная роль отводилась лучшему мужчине на земле — Адайну Медогу Ясскарладу…
Адайн
С высоты Некрополь Грайгцура напоминал каменный лес. Длинные высокие скалы росли из живучего зелёного кустарника и устремляли к небу свои светло-серые отполированные дождями вершины.
Никто уже не помнил, кому первому пришло в голову делать для мёртвых драконов саркофаги и помещать их в недрах гигантского карстового плато. Да и неважно это было. Адайн давно уже понял, что не мыслит себя без этих пещер.
Он не представлял, что было бы с ним, похорони они Нэрис Мейб по более древнему обычаю — просто бросив в море. Этого не могло быть. Она не могла, не имела права исчезнуть совсем, не оставив после себя ничего.
Никто из драконов не мог. Всегда оставалось место. Это место — сотни тысяч гротов, ущелий и воронок, составляющих каменный лабиринт, созданный корнями растений и упорной, просачивающейся всюду водой.
Оказавшись над входом в ту самую пещеру, Адайн плавно приземлился, обернулся человеком и вошёл внутрь. Первым в глаза бросился саркофаг Нерис Мейб, высеченный из редкого розового мрамора. Из отверстия в потолке падал тонкий солнечный луч, подсвечивающий пристанище его любимой.