Жаль, Вера и Андрей, что вы заметили нелады с таким запозданием, два месяца девочка страдала без поддержки и впала в депрессию.
Вырывание волос на голове - один из признаков загнанной вглубь тоски. Симптом этот появляется у детей, в отношении к которым со стороны старших преобладает отчужденная «ответственность» и контроль, а живое тепло, игра, ласка - недодаются…
Похоже, вы занятые люди: сперва кинули ребенка на бабушек, а потом, опять же с изрядным запозданием, в сад. Бабушки баловали, а в садике наоборот - получилась пересадка из рая в ад, в депрессад…
Девочку сейчас нужно забрать, во всяком случае, из этого сада, где явно не задалось. И постараться уяснить, почему же не задалось. Что там за обстановка, каковы воспитатели, персонал, какие дети в группе, как относились к Маше, как она реагировала на то и на се, что чувствовала, какие трудности испытывала? (Часто такие вроде бы простые дела, как пописать-покакать, в саду с непривычки превращаются в тяжкую проблему…)
После восстановительного отдыха можно начать водить Машеньку в какие-нибудь группы предшкольной подготовки. Может быть, и в другой сад, где атмосфера благоприятнее - в этом надлежит убедиться заранее, подготовить почву; предварительно сходить туда вместе, познакомиться с воспитателями, поиграть с детьми…
Об одной из причин депрессии можно догадываться: девочка сразу попала в окружение детсадовцев старшей группы, вероятно, уже хорошо знакомых между собой. Даже общительному и уверенному в себе новичку такое внезапное погружение может обернуться боком.
Если не можете вернуть девочку на месяц-другой к жизни домашней - старайтесь чаще устраивать ей выходные, пораньше забирать домой, побольше общаться, играть, бывать в разных других местах… В садике как можно плотнее общайтесь с воспитателями и персоналом, с детьми и их родителями…
Всячески обозначайте для девочки ваше любящее присутствие и в отсутствии, вы меня понимаете?… Мы пойдем по своим делам ненадолго… Мы все время с тобой, а ты с нами, мы о тебе думаем, мы тебя любим…
Это нам, взрослым, кажется, что походить в садик годика три, ну год - не долго и не страшно. Все обеспечено, контроль полный… Это нам даже не кажется - знаем: не так. Вранье это, самообман наш, которым прикрываем свою вину перед ребенком…
Трехлетняя (возьмем в среднем) детсадовская пора жизни ребенка по истинной, внутренней продолжительности - ничуть не меньше, чем десяти-одиннадцатилетняя школьная. И гораздо значимее, чем, скажем, время пребывания в армии или в институте. В первые годы жизни каждый кусочек времени вмещает в себя столько переживаний, столько развития и препятствий ему, столько памяти и душевных ран, столько беззащитности, столько жестокой тупости взрослых!…
У меня двое детей, и насильно никого из них я не кормила. Но вот моя младшая пошла в садик, в подготовительную группу. Каждое утро начинается со слез: «Ее пойду в садик, меня там силой заставляют есть, когда не хочу, и пить кофе и какао!» (Она их не любит.) Я устала уже каждое утро ее уговаривать. Попросила садовскую няню не кормить дочку, если она не хочет, а она в ответ: «Должна есть. Что положено, то и будет есть. Глядя на нее, и другие не едят». Доктор, может быть, я не права? Анна.
Анна, конечно, права, а детсадовская няня заслуживает увольнения. Насильственное кормление в яслях и садах наносит детям жестокий вред, просто преступно. Нельзя насиловать организм, психику и душу ребенка, даже если он подает неудобный пример…
«Детский сад приносит детям огромную пользу», - с убеждением пишет доктор Бенджамин Спок.
А уж насколько легче, свободней и спокойней родителям… Надо только, говорит Спок, набраться решимости и потерпеть первые два-три месяца, пока ребенок в садике приспособится и привыкнет. Конечно, первое время может и плакать, и сопротивляться, протестовать. Первый год и болеть будет чаще… Ничего, все это нужно для последующего приспособления к жизни в школе и на работе, для социализации - жизни в обществе себе подобных. И болезни нужны для выработки иммунитета.
Так-то оно так, но…
Дневниковая запись моей мамы свидетельствует, каким был первый месяц моей жизни в детском саду. После этого месяца ей отдали меня обратно со словами «ваш ребенок дефективный, ничего не хочет, ничего не умеет». И мама с ужасом увидала, что ее солнечный мальчик, белокурый кудрявый живчик, говорливый шалун, крупный, здоровый, отлично развитый, запоминавший наизусть с одного чтения целые книжки, превратился в скрюченного рахитичного идиотика, апатично сидевшего, уставясь в одну точку. Ни слова не говорил, писался под себя, чего не было уже после четырех младенческих месяцев… Депрессивный ступор, сказал бы я-психиатр сегодня.
Это, правда, было учреждение отнюдь не из тех, что выбрали бы сегодняшние родители, даже безденежные: садик интернатного типа, голодных военных лет, в жарком эвакогороде Самарканде. Мама вкалывала на трудовом фронте, и через неделю, едва оправившегося, отдала меня в этот депрессадик опять…