Официальная инвалидность у них не оформлена.
По данным Московской Хельсинкской группы, количество детей с ограниченными возможностями в России на 2006 год определялось как 5 % всех детей, то есть оценивалось в 1,5 миллиона[5]
.В России нет единой системы учета детей-инвалидов. Поэтому каждый ориентируется на те цифры, которые ему удобны.
Данные по моему участку ближе к последней статистике.
12,2 % детей-инвалидов проживают в учреждениях-интернатах. Остальные – разбросаны по многочисленным врачебным участкам всей страны.
Из всех таких детей в 20 % случаев это психические расстройства, столько же случаев врожденных аномалий. Статистика болезней нервной системы и ДЦП колеблется и составляет от 16 до 35 % всей детской инвалидности.
Здесь данные моего участка со статистикой страны почти совпадают.
Я пишу, и за каждой фамилией возникают лица… Лица детей, лица их матерей. Реже – лица отцов. Когда к ребенку приходит участковый врач, отцы на работе. Или отцов вообще нет.
Редко, очень редко бывает наоборот.
На моем участке лишь один такой случай. Он как раз и относится к психиатрии, к первой странице моего нового журнала.
Первая страница
Психиатрия
Я иду по участку около своих домов.
– Здравствуйте, Татьяна Владимировна! – кричит мне кто-то с противоположной стороны улицы.
– Здравствуйте!
Это мама с дочкой пятнадцати лет. Девочка Лена обучается в спецшколе для детей с задержкой умственного развития. Но и программу этой школы девочка усваивает еле-еле, поэтому чаще находится дома, чем в школе.
Добродушное создание. Увидев меня, она действительно радуется. Как я понимаю, радуется тому, что увидела на улице знакомого человека, что может этому человеку что-то прокричать, что этот человек ей отвечает.
Ее мама тоже улыбается. Мама – разумная женщина с высшим образованием. Когда старшей дочери исполнилось двенадцать, решилась на рождение второго ребенка. Сейчас ему уже три. Это нормальная во всех отношениях девочка. Правда, балованная и немного истеричная.
Легко догадаться почему.
Оформляя документы, выписки из истории болезни в разные инстанции, врач обязан задавать родителям вопросы, так или иначе касающиеся их детей, высвечивающие «материальные» причинно-следственные связи, приведшие ребенка к заболеванию.
Набор вопросов стандартный: наследственность, от какой беременности родился ребенок, как протекала беременность, случались ли нарушения или заболевания в течение беременности, как ребенок рос, как развивался, чем болел.
В анамнезе (истории развития) Лены нет никаких видимых отклонений. Даже токсикоза в первой половине беременности у матери – и того не было.
Стандартный набор вопросов я обязана задать, но иногда, если есть время и когда ощущается контакт с матерью пациента, набор вопросов расширяется сам собой.
Здесь, конечно, важно не переборщить. Не лезть людям в душу, когда нет в этом необходимости. (Правда, иногда мама или бабушка и без вопросов наговорят вам столько, что потом некоторое время не знаешь, как это переварить.)
Мама Лены не отличается ни навязчивостью, ни излишней откровенностью. Только года через три нашего знакомства я узнала, что муж (папа Лены) много раз изменял ей. Папа Лены – «ходок». Всю совместную жизнь изыскивал моменты «сходить налево» и их использовал.
Рождение второй дочери было попыткой приструнить и удержать папу. Хватило на некоторое время, а дальше все понеслось по старым рельсам.
А ведь 80 % детей с отставанием в умственном развитии воспитываются исключительно в неполных семьях, одними мамами! Правда, почти всегда мамы «живут» с мужчинами, но это – не отцы детей!
Пишу выписку для другой мамы умственно отсталого ребенка, Паши. Эта мама попроще. Кажется, она даже нисколько не расстроена тем, что мальчик обучается в спецшколе. Да и умственное развитие мамы – кто его измерял? А если и измерял – не написано же это у мамы на лбу. А между нормой и патологией дистанция, по-прежнему, «огромного размера».
Ну, не каждому же быть ученым!
Не каждому же быть инженером!
Не каждому же сидеть где-нибудь в конторе!
Не каждому, в конце концов, и книжки читать!
Так что со стороны матери наследственность не отягощена. Записываю.
– А со стороны отца – какая наследственность?
Это «положенный» вопрос.
– А кто ж его знает? – посмеивается мама Паши. – Как Пашка родился, так он и сбежал.
– Пил?
– Да не очень. По бабам ходил.
Понятно.
Нет, слишком мала статистика, чтоб делать выводы. Однако повторяемость бьет в глаза.
Что же это у меня получается? Если «гуляют» родители, это ведет не только к венерическим заболеваниям их самих?
«Кто сейчас не гуляет? – спросит читатель. – И что, у всех рождаются дебилы?»
Нет, конечно, не у всех.