Как выжить женщине в Средневековье. Проклятие Евы, грех выщипывания бровей и спасительное воздержание

Очевидно, что большинство авторов средневековой Европы усвоили единую манеру описания женской красоты, даже несмотря на ряд исключений. Впрочем, подобные исключения скорее подтверждали общее правило, чем свидетельствовали о сколько-нибудь широком отторжении идеала белокурой и белокожей красавицы. Однако важно отметить, что при всем при этом — и особенно в сообществах за пределами западного христианства — сохранялось пространство для вариаций на тему канона женской красоты.

Телесные формы

Стоит ли удивляться, что литература, воспевавшая идеал женской красоты, не пожелала ограничиваться восхвалением одних только черт лица и волос. Пытливый мужской взгляд не возражал прогуляться по всему женскому телу. И опять же неудивительно, что идеалы красоты женского тела оказались такими же строгими, как и те, что определяли красоту женской головки.

По меткому замечанию французского медиевиста Эдмона Фараля, канонические описания телесной красоты женщины неукоснительно шли в нисходящем порядке, будто следуя списку:
1. Волосы2. Лоб	11. Шея и затылок12. Плечи
3. Брови и межбровье	13. Руки
4. Глаза	14. Кисти рук
5. Щеки и их цвет	15. Груди
6. Нос	16. Талия
7. Рот	17. Живот
8. Зубы	18. Ноги
9. Подбородок	19. Ступни66
10. Горло

В этом есть определенный смысл, если вспомнить, что средневековые авторы вообще любили всякие руководства и что данная опись соответствует общему нисходящему порядку, в котором нам привычно рассматривать другого человека. Кроме тех джентльменов, которые порой нуждаются в напоминании, что женское лицо расположено выше, большинство из нас изучают внешность других людей, начиная с головы, учитывая ее близость к нашей собственной, а затем переводят взгляд ниже, если хотят узнать больше о человеке, который нас интересует.

Давайте и мы изучим женское тело в предложенном порядке. Сначала взглянем на шею, которую обычно описывают в весьма туманных понятиях. Матвей Вандомский говорил о красоте женской шеи, подчеркивая ее белоснежность⁶⁷. Галь-фред Винсальвский черпал аналогии в архитектуре, и потому женская шея виделась ему как «столп драгоценнейший млечного цвета»⁶⁸. Прочие описания более или менее сходятся в том, что женской шее полагается напоминать колонну, длинную и белую⁶⁹

. К позднему Средневековью некоторые поэты расширили репертуар метафор тем, что наделили красавиц «лебединой шеей»⁷⁰. Иной традиции придерживались авторы Иберийского полуострова, предпочитавшие уподоблять шею красавицы шее цапли или даже антилопы, но при этом непременно подчеркивали ее длину и белизну⁷¹.

Плечи красавицы особого нашего внимания не заслуживают, так как практически все авторы опять-таки восхваляли их белизну и гладкость. Так что можем переходить к рукам. Но не верьте никому, кто утверждает, что средневековая литература скупилась на разнообразие форм женского тела. Французский поэт Гильом де Машо (ок. 1300–1377) выступал за «руки длинные и ровные», тогда как Чосер в противовес ему славил руки «маленькие», «изящные» и «округлые»⁷². Руки, надо полагать, не были на вершине средневекового списка сексуально привлекательных частей тела. Самым важным для красивых женских рук, судя по всему, считались та же их белизна и нежность, как и у остального тела красавицы.

Большее разнообразие в описании рук достигалось за счет того внимания, которое уделялось кистям и пальцам. О кистях рук единодушно говорили, что им полагается быть белыми, а также, как часто добавляли, нежными и продолговатыми. Этот акцент на белизну и нежность рук дает нам еще одну подсказку относительно того, какие женщины могли соответствовать литературному идеалу красоты. Такие руки, безусловно, были уделом женщин из богатых слоев общества, поскольку жизнь не заставляла их работать на поле в любую погоду, стирать белье, стряпать, мыть посуду и ходить за домашней скотиной. Вместе с тем многих авторов кисти женских рук волновали не настолько, чтобы задерживаться на них. Гальфред Винсальвский, например, не заостряет внимания на кистях рук и тратит куда больше сил на описание того, как запястья его красавицы плавно переходят в кисть и пальцы⁷³. С другой стороны, тот же Матвей Вандомский, изображая Елену Троянскую, ограничивается упоминанием, что ее руки «не тряслись от дряблости плоти»⁷⁴. В целом считалось, что кисти рук и пальцы заслуживают внимания, но так как им полагалось быть белыми, нежными и удлиненными, то свобода действий оставалась лишь в том, как об этом можно было написать.

Портрет дамы Рогир ван дер Вейден. Ок. 1460 г.