Как живые: Двуногие змеи, акулы-зомби и другие исчезнувшие животные

Для первичного измельчения пищи вполне подходили лопатковидные зубы (36 на предчелюстных и верхнечелюстных костях, 32 – на зубных снизу) с режущим пильчатым краем (см. рис. 20.2). Они и вправду были очень похожи на таковые растительноядных игуан и игуанодонов. Благодаря глубоким лункам новые, замещающие зубы успевали полностью сформироваться на тот случай, если прежние изнашивались или ломались: «улыбка» парейазавра никогда не бывала щербатой. Сидели зубы тесно, образуя единый режущий край, который при смыкании челюстей без усилия разрезал листья и побеги. Кроме того, на уплощенном и закрытом нёбе в несколько рядов располагались мелкие зубчики, помогавшие давить пищу. Поскольку из-за щечных выступов челюстное сочленение было резко вынесено вперед и вниз (ниже затылочного мыщелка), то сзади высвобождалось пространство для размещения приводящих мышц нижней челюсти. Мышцы уходили в обращенные назад задневисочные окна. Мускульные сокращения придавали укусу значительную силу.

Благодаря новшествам в строении черепа, зубной системе и другим преобразованиям тела парейазавры наряду с аномодонтами и некоторыми терапсидами сопоставимой массы завершили революцию наземных сообществ. В последней трети пермского периода биомасса растительноядных позвоночных намного превысила таковую разного рода хищников (от насекомоядных до плотоядных). Так между «вегетарианцами» и теми, кто питается ими, установился «весовой» паритет, сохраняющийся и поныне.

В местах обитания скутозавров обильную еду могла представлять, например, пурсонгия Амалицкого (Pursongia amalitzkii

). Отпечатки ланцетовидных листьев (5 см длиной при ширине 1 см) этого древнего семенного растения (пельтаспермовые) и перистых вай папоротников часто встречаются в тех же слоях, что и кости ящеров.

Скутозавры росли довольно быстро. Об этом можно судить по губчатым костям конечностей и ребрам, обильно пронизанным гаверсовыми каналами, вмещавшими кровеносные сосуды и нервные волокна, а также по признакам постоянного обновления костной ткани (ее рассасывания с последующим формированием заново). Иногда рост костной ткани прерывался – видимо, в сухие сезоны. Хотя со временем (по достижении половой зрелости и даже позже) развитие особи замедлялось (перерывы становились чаще, и наслаивалась тонкая компактная ткань), щекастые ящеры продолжали увеличиваться в размерах. Вот кости конечностей и утолщались, чтобы поддерживать махину. Крестцовые позвонки (от трех до пяти у разных парейазавров), на которых держался тазовый пояс, также были усилены и иногда срастались от перегрузок, вызывавших окостенение межпозвоночных дисков (спондилоартропатия). Из-за огромной массы тела кости могли покрываться микротрещинами, но постоянное обновление костной ткани быстро исправляло нарушения. Одновременно губчатая ткань облегчала скелет, что и требовалось наземному животному.

Впрочем, если рассмотреть строение длинных костей, скажем, морской кожистой черепахи и ее полуводных и сухопутных родственниц, то окажется, что именно жительница моря имеет развитую губчатую ткань, как у скутозавра. Такой «разрыв шаблона» предполагает, что парейазавры выживали в «совершенно невыносимых» позднепермских условиях, когда парниковый климат (по идее, жаркий и влажный) сочетался с длительными маловодными сезонами из-за суховеев и пыльных бурь, зарождавшихся внутри суперконтинента. (Толстая кутикула тех же пурсонгий c усиленными стенками устьиц – приспособление к подобным условиям.) И тогда приходилось, переваливаясь с боку на бок, отправляться в дальнее путешествие. Совсем не безопасное. Надеяться можно было лишь на толстую шкуру, костяные наросты, прикрывавшие нос и глаза, да на щечные выступы, защищавшие горло.

Когда животное умирало (от бескормицы или под бременем лет), огромная туша оставалась лежать у высыхающего водоема. И наступало время падальщиков – почти таких же больших, как скутозавр, горгонопсий и тероцефалов. Они приходили на запах разложения и саблевидными, зазубренными по кромке клыками вспарывали толстую шкуру на вздувшемся брюхе. И, круша ребра, вырывали куски еще не успевшей усохнуть, сочившейся сукровицей плоти. В костях конечностей зубы порой застревали и ломались. Собственно, по таким осколкам зубов и следам укусов на костях более-менее сохранившихся скелетов и удается распознать, кто и зачем почтил на свой лад последними почестями усопшего…