Кахатанна. Тетралогия (СИ)

Вождь приосанился и обвел глазами своих соплеменников. Каэтана не сомневалась, что в битве он по‑настоящему опасен и страшен, но сейчас своим хвастовством он напоминал большого ребенка.

— Мы будем много праздновать, — возвестил он. — Отец наш Муруган придет из леса к своим детям, чтобы принять участие в пиршестве. Ему мы скормим вот этого. — Палец рыжебородого уперся в печального альва.

— А я что говорил? — повернулся тот к Каэ. — Бегал от трикстеров, бегал, а все равно им и попался…

— Ты, женщина, красива и, говорят, хороший воин. Ты будешь моей. Ты счастлива. — Последние слова вождь произнес утвердительным тоном, как нечто само собой разумеющееся — иначе и быть не могло. — Если ты так же хороша в постели, как и в бою, я повыгоняю всех своих женщин и ты родишь мне великих воинов.

— Очень мило, — прорычала Каэ, — да он у меня после первой же брачной ночи только мух будет способен считать!

Джангарай хихикнул, представив себе вождя, со скучающим видом подсчитывающего мух. Бордонкай, который тоже слышал эту короткую речь «невесты», не выдержал и расхохотался.

Вождь, не поняв, в чем дело, не обиделся — ему и в голову не могло прийти, что смеются над ним, и он сделал вывод, что Бордонкай смеется в знак презрения к собственной смерти. Рыжий с уважением взглянул на великана и сказал:

— А ты выйдешь в бой против Муругана, чтобы позабавить нашего Отца. Он любит убивать великих воинов. Если бы я не был вождем племени, он любил бы убивать меня, потому что я — великий воин. — Тут его взгляд упал на Джангарая, и он закончил безразличным тоном: — А ты будешь рабом. Рабы тоже нужны, чтобы работать.

— Ну и тупица, — восхитился Джангарай.

— А зачем ему мозги, — бросила Каэтана, — без них сподручнее. И если в бою по голове дадут, то безопаснее.

Джангарай опять не смог сдержать улыбки.

— Праздник начнется вечером, а пока мы вас запрем, — возвестил вождь. — И тебя запрем, — обратился он к Каэтане. — Я еще не выгнал своих жен. — На его лице отразилась тень тревоги.

Каэтана подумала, что рыжему будет не так‑то легко избавиться от своего гарема. Подобное положение вещей, с одной стороны, внушало некоторую надежду, но с другой… Еще глаза выцарапает какая‑нибудь взбесившаяся фурия за это чучело, которое не нужно и за все сокровища мира. Каэтана тяжко вздохнула. Вождь, уже собравшийся уходить, по‑своему истолковал этот вздох. Видимо, его посетила совершенно гениальная мысль и он поспешил воплотить ее:

— Нет, я возьму тебя с собой, и ты сама повыгоняешь моих жен. А я посмотрю, на что ты способна. Если нет, — добавил он буднично, — тогда они убьют тебя.

Он кивнул двум дюжим воинам, и те, отделив Каэ от группы пленных, повели ее по направлению к самой большой постройке в центре деревни.

— А я вернусь потом, — неопределенно пообещал рыжий и величественно удалился.

Каэтана взглядом успокоила разгневанных товарищей. Трикстеры оказались такими тупыми, что она недоумевала, как они могли победить войско герцога Элама. Вероятно, прав Воршуд и не обошлось здесь без вмешательства богов — хотя пришлось же им тогда повозиться.

Дальнейшая судьба, не представлялась Каэ в чересчур черном свете. Она была уверена, что они смогут обмануть недалеких лесных жителей. Вот только встреча с ревнивыми женами рыжего вождя ее несколько обеспокоила — когда дерутся женщины, даже палачи могут побледнеть.

Воины, не особо церемонясь, втолкнули ее в широкое и просторное помещение, более всего похожее на хлев, в котором несколько женщин занимались своими делами. Все они были почти на голову выше Каэтаны — пышные, грудастые, с крепкими руками, и Каэ невольно поежилась, представляя грядущий милый разговорчик. Если мозгов у них столько же, сколько и у мужчин их племени, то договориться с ними не получится.

— Эй, — окликнул женщин воин, приведший Каэ, — эй, Шанга, Зуйан, Лакт. — Толстухи медленно подняли головы. — Это новая жена Маннагарта, и она пришла, чтобы выгнать вас.

Пока он произносил эту короткую речь, другой воин торопливо развязывал Каэтане руки. Как только он справился с этим несложным делом, оба воина скрылись, словно растаяли в воздухе, — они явно трусили.

Дом Маннагарта был обставлен со странной смесью нищеты и роскоши. Здесь уживалась мебель из Аллаэллы, сработанная лучшими краснодеревщиками и стоившая целое состояние, — резная, с инкрустациями из прекрасных камней, перламутра и кости — и грубо сколоченные лежанки и табуреты, основной задачей которых было вынести вес могучих жен вождя. Тонкие ткани из Тевера и Сарагана, драгоценные покрывала из Урукура, которые можно было пропустить через узкое кольцо, бесценное оружие из Мерроэ и сосуды с благовониями из Фарры лежали, сваленные живописной кучей, в дальнем углу, а лежанки были покрыты мехом лесных зверей и грубой домотканой шерстью.