Кахатанна. Тетралогия (СИ)

И урмай‑гохон послушно покинул свою опочивальню, миновал верных багара, которые хотели было последовать за ним да так и замерли, остановленные одним только движением бровей. Исполин вышел из ворот замка Акьяб и углубился в лес, туда, где в стороне от всех дорог стояло невысокое каменное строение — недавно построенный храм бога Ишбаала. Но только сейчас Самаэль понимал, кому именно возвел он этот храм.

В храме было тихо, темно и холодно. Жрецы спали в своих каморках, находящихся в правом крыле. Самаэль был наедине со своим богом. И тот явился — скромно, тихо, вкрадчиво. Но урмай‑гохон хорошо знал цену такой скромности. Так же точно тихо и бесшумно крадется хищник, чтобы растерзать человека, склонившегося над ручьем, так подкрадывается смерть — незримая и неслышная, так Время безжалостно, но совершенно незаметно поедает год за годом отпущенный человеку век…

— Ты пришел, — пронесся по храму рокот. — Ты оказался достойным.

Самаэль молчал, не желая ни восторгаться и прославлять мрачное божество, ни навлечь на себя его гнев.

— Подойди к алтарю, — сказал Мелькарт.

Молчаливый приблизился на несколько шагов, и, как только он переступил незримую черту, алтарь исчез, а в том месте, где он только что находился, образовался проход — как в преисподнюю. Черный тоннель, не имеющий конца, в котором клубилось, ревело, ворочалось какое‑то неясное существо. Само присутствие этого существа вызывало страх, ненависть и смертельную, стылую тоску.

— Ты избран мною, — загремело прямо в голове у урмай‑гохона. — Ты станешь моим наместником и провозвестником моей воли, когда закончится эта битва. Ты, и никто другой.

Они придут к тебе — одиннадцать носителей талисманов Джаганнатхи — и скажут, что двенадцатый уничтожен: нет ни украшения, ни того, кто способен вдохнуть в него новую жизнь. — Здесь мрак хохотнул, и с потолка посыпались камни, а весь храм заколебался, словно плот, изрядно побитый волнами. — Упрямая девчонка и жалкие боги этого мира считают меня глупцом. А я предвидел и такой поворот событий, Самаэль, потому и создал тебя — живой талисман Джаганнатхи, только гораздо более сильный, более могущественный и совершенный в своем роде. Ты сам станешь двенадцатым и откроешь вместе с остальными проход на Шангайской равнине. Мы призовем в этот мир всех, кто захочет сражаться на нашей стороне, мы уничтожим слабых и ничтожных богов Арнемвенда, а когда власть будет принадлежать мне, я позволю тебе избавиться от остальных твоих союзников и подарю эту планету. Ведь ты в каком‑то роде мой сын — ты носишь в себе часть меня.

— Станут ли носители талисмана слушать меня, повелитель Мелькарт?

— Можешь называть меня отцом, гордость моя… Сделай так, чтобы они тебя слушали: яви им свою мощь и силу, а я помогу тебе.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Начинай войну, Самаэль. Уничтожь империю Зу‑Л‑Карнайна, пересеки хребет Онодонги и встань с войском на Шангайской равнине — оттуда начнется мое победоносное шествие по Арнемвенду. И помни, что само мироздание на нашей стороне, — эта эпоха закончена, начинается пора обновления. И очистительным пламенем, в котором сгорит все старое, дряхлое и изжившее себя, стану я, Мелькарт!!!

Молчаливый стоял широко расставив ноги, и перед его мысленным взором проплывали картины сражений, боев, гибели богов, бурлили и вскипали моря, горели леса, обрушивались горы. В огненном смерче исчезали целые города. Неисчислимые полчища монстров и чудовищ, пришедших из запредельности, маршировали по цветущим некогда полям. Реки пересыхали, под раскаленным небом не было больше места для жалких и слабых человеческих созданий. Те же, кто остался в живых, завидовали умершим, ибо их существование было горше небытия. Воды ручьев и озер стали красными от крови, и тучи мух и ос вились над ними. Самаэль почувствовал, как комок тошноты поднимается к горлу, а лоб покрывается холодной испариной.

— Тебе страшно! — пророкотал Мелькарт. — Это хорошо, сын мой. Ты должен бояться, тогда и остальные станут бояться тебя.

— Мы уничтожим род человеческий?

— Пустое! Мы создадим новое поколение сильных, смелых, выносливых и прекрасных существ. Таких, как ты, Самаэль. Ведь ты‑то не можешь пожаловаться ни на свое тело, ни на свой разум — они совершенны, а ведь ты не человек!

— Кто же я? — Урмай‑гохон знал ответ, но желал услышать его от Мелькарта, чтобы увериться в своей правоте.

— Ты сын катхэксинов, морлоков и магов. В тебе течет кровь древнейших и сильнейших существ, в тебе растворена и моя суть. У меня нет крови, но если бы была, то я бы сказал: в тебе течет и моя кровь!

И Самаэль отчетливо и ясно увидел перед собой нечеловечески прекрасное лицо своей матери, затем лицо уплыло в глубь тоннеля, и перед урмай‑гохоном возникла чудовищная коренастая, плечистая фигура жуткого существа, которому принадлежало это лицо, — катхэксина.