Кахатанна. Тетралогия (СИ)

— Тем более после Шеолы. Там темно, холодно и страшно. Все чужое и враждебное — это совсем другой мир. А здесь светло, солнечно, ясно, черепахи такие милые, и мордашки у них потешные. Ой, а вы во плоти явились?

— Заметила все‑таки, — говорит Ма‑Гуа. И его тон тоже необычен.

— Что‑то случилось? — тревожно спрашивает Каэ.

Она отрывается от созерцания бассейна и приглашает монахов на лужайку, где ее паломники поставили плетеные кресла в тени цветущих кустов жасмина, чтобы их богине хорошо отдыхалось в редкие минуты покоя.

Все четверо чинно рассаживаются в них, и кресла скрипят под тяжестью тел монахов. Каэ не верит своим глазам.

— Мы пришли проститься, — говорит Ши‑Гуа.

— Мы будем тосковать по тебе, — добавляет Да‑Гуа.

Ма‑Гуа молчит.

— То есть как это — проститься? — Интагейя Сангасойя поражена и огорчена. Она уже не мыслит себе этот мир без троих монахов, а главное — она не понимает, как и почему они решили уйти.

— Это не мы решили, — спешит ответить на ее мысли Ши‑Гуа.

— Это случилось закономерно, само собой, — поясняет Ма‑Гуа.

Да‑Гуа молчит и ласково гладит Каэтану по руке: успокойся, не огорчайся, все еще будет прекрасно.

— Видишь ли, мир отторгает нас, — говорит Ма‑Гуа. — Сейчас ничего нельзя предсказать, логика событий отсутствует напрочь, и все решают случай и упорство, безумство и удача, любовь и верность. А эти категории невозможно просчитать.

— Мы были призваны миром как сторонние наблюдатели. В этом качестве мы были необходимы — делали выводы, рассматривали ситуации, предсказывали возможные ходы. И ошиблись, как тебе известно, всего один раз за всю историю Арнемвенда, — продолжает Да‑Гуа. — Но теперь все переменилось: формально мир уже пришел к своему концу, и ничего поделать нельзя. Так или иначе, но существующий порядок вещей закончится в самом скором времени — это реальность, которую, казалось бы, нельзя изменить.

Ши‑Гуа молчит.

— Не верю, — упрямо говорит Каэ. — Мы уже обсуждали с вами этот вопрос, и совсем не так давно. Вы сами сказали, что надежда еще остается. И я не собираюсь сидеть сложа руки!

— Вот‑вот, — улыбается Ма‑Гуа. — Именно поэтому мы уже не нужны. Мир в растерянности, мир в разброде. Сказать ей правду? — обращается он к Ши‑Гуа.

Тот кивает головой:

— Обязательно скажи. У нас ведь не будет другой такой возможности.

— Теперь будущее зависит только от тебя и твоих друзей. Как в легендах, которые никто не придумывал, — их только бережно передавали из поколения в поколения так долго, что они стали похожи на вымысел. Видишь ли, всегда неизвестно, найдется ли тот, кто готов заплатить непомерную цену…

— Непомерную? — спрашивает Интагейя Сангасойя.

— Да, — говорит Ши‑Гуа. — Видишь ли, при обычном ходе событий жизнь любой планеты напоминает сложную игру, в которой существуют свои правила и свои закономерности. Но в такие времена, как теперь… какая уж тут игра, какие правила? В ход идет все… Смотри. — И он вынимает из складок своего одеяния давно знакомую Каэтане шкатулку, вытряхивает из нее фигурки. Затем раскладывает шкатулку в виде шахматной доски. — Вот сюда.

Богиня пристально вглядывается в сверкающую поверхность. Такого она не видела никогда — нагромождение красных, багровых, алых и пурпурных пятен перемежается черными и темно‑коричневыми грязноватыми полосами. Похоже, что там бушует страшный пожар или извержение вулкана.

— Конец, — поясняет Да‑Гуа. — Дело в том, что ты уже давно погибла: сперва там, на Джемаре, потом на Шеоле — никто не может уйти живым от разъяренного Кетуса. Да ты и сама знаешь, давление невозможное, холод, темнота, армия шеолов — свирепых, беспощадных, хотя бы потому, что им неведомы такие понятия, как доброта или милосердие. Хрупкая плоть любого существа неминуемо дробится в клешнях морского божества, мозг не выдерживает и минуты пребывания на такой глубине. Тебе ведомо, что Йабарданай пробыл на Шеоле всего несколько минут и спасся лишь потому, что Кетус не успел подняться из своей норы?

— Нет, — растерянно качает головой Каэ.

— И император не смог устоять против чар принцессы Жемины, потому что вообще ни один мужчина в мире не может устоять против ее чар, да еще и подкрепленных силой талисмана — это суть ее магии, иначе бы она не выжила. Ты помнишь легенду о Жемине?

— Не помнит, — отвечает за богиню Ма‑Гуа. — Мне кажется…

— Ее одолел герой, которому возлюбленная додумалась заклеить уши воском и отправить его на подвиг ночью, когда было темно. Он схватил ведьму и заколол ее кинжалом. Поскольку руки его были надежно защищены латными рукавицами, он не ощутил нежность и гладкость ее кожи, не увидал лица и не услыхал просьб — все благодаря предусмотрительности его невесты.

Теперь ты понимаешь, что Зу‑Л‑Карнайн был обречен? И Агатияр тоже.

— Но ведь она ему не понравилась! — возмущается Каэ.