Выскользнув через заднюю дверь, я тут же ощутила, что сделала что-то не так. Но почему? Сначала я чувствовала себя виноватой за то, что вынуждена просить Маргарет, а теперь чувствую то же самое из-за того, что решила сделать все сама. Или, по крайней мере, меня беспокоило, что скажет
Путь показался длиннее, чем раньше; со дня возвращения домой я не ходила так далеко пешком, но в тот раз я была на взводе из-за переживаний. Мои подошвы скользили по гравию. А потом я миновала поворот и вдруг сразу увидела город, развернувшийся внизу вдоль побережья, и деревянные языки причалов, тянущиеся от гавани. Пришвартованные лодки покачивались на воде. Здания из красного кирпича сделались еще ярче в лучах послеполуденного солнца. Здесь было так спокойно. Я на секунду задумалась, каково это – быть одной из них? Не бояться. И, разумеется, отсюда мне было хорошо видно церковь. Я вдруг поняла, что меня тянет зайти туда, узнать, не примет ли меня отец Томас.
Но сначала дела. Я прошла мимо церкви и направилась прямиком к почте, где оставила формы заказа из каталогов и приглашение. Миссис Ханнафин прочла на конверте свое имя и посмотрела на меня с недоверием, прежде чем разорвать конверт при мне. Пока она читала, ее губы шевелились.
– Гранд… кто? – не поняла она.
–
Она дочитала до конца.
– Что ж, полагаю, мы могли бы прийти. От нас что-то нужно?
– Достаточно будет удовольствия от совместного времяпрепровождения.
– Ни вина, ничего такого?
– Мы обо всем позаботимся.
Она кивнула и пробежалась по мне оценивающим взглядом.
– Что ж, хорошо.
В городском универмаге я заказала товары с доставкой, но мужчина за прилавком покачал головой.
– Мы туда, наверх, не доставляем, – сказал он.
Ну, по крайней мере, мне представилась возможность попрактиковаться, как и хотела
– На вашей вывеске указано, что вы доставляете товары дважды в неделю. Наш адрес относится к Уинтерпорту. Почему вы не можете доставить наш заказ?
– Мы туда, наверх, не доставляем, – повторил хозяин магазина. Он вцепился пальцами в столешницу, и я подумала: уж не воображает ли он, что я перепрыгну через прилавок, чтобы вонзить зубы ему в глотку?
Я сделала глубокий вдох. Вспомнила, каким тоном иногда говорила
– Что-что? – спросил хозяин.
–
Он кивнул.
– Ну, ладно тогда, – сказал он. – Я сразу-то не понял, что это для вас так важно.
– Хорошо. – Я улыбнулась. – Доставьте к пятнице.
Выходя из магазина, я ликовала. Я сумела настоять на своем и получила, что хотела. Но по дороге домой мне в голову стали закрадываться сомнения: я ведь не просто подобрала нужные слова. Более того, я уже когда-то это делала. Мой голос почти звучал у меня в ушах. Но когда это было?
Последние несколько дней стояла теплая погода, но дорога пролегала в тени, здесь было холодно, и я вся продрогла в легком свитере. Приходской дом отца Томаса был последним по пути из города. Я вдруг занервничала. Я не могла понять, откуда во мне взялось это чувство вины. В конце концов, разве
Отец Томас открыл дверь с чашкой чая в покрытых старческими пятнами руках.
– Можно войти? – спросила я.
Он оглядел меня с ног до головы.
– Давайте лучше пройдем в храм, – сказал он.
И повел меня по тропинке, соединявшей его дом с церковью. Церковь была маленькой, здесь уместилась бы где-то сотня человек. Когда мы оказались в нефе, отец Томас сел на ступеньки, ведущие к алтарю, а мне указал на скамью в первом ряду.
– Здесь вы принимаете людей? – спросила я.
– Здесь я принимаю Зарринов. – Заметив, должно быть, разочарование на моем лице, он добавил: – Ваша бабушка заходила сюда время от времени. По будням, когда здесь никого не было. Она говорила, Господь обитает там, где никого нет. Говорила, если оставить место пустым, что-то обязательно в него вселится, чтобы занять эту пустоту. – Он поправил очки на переносице. – Я не до конца понял, суеверие это или же такая метафора.
– Вы двое были близки, – сказала я.
Он покачал головой.
– Возможно, когда мы были моложе. А потом она чаще предпочитала проводить время с семьей. Однако мы продолжали частенько встречаться: по случаю рождений и похорон. – Его голос говорил мне совершенно иное. В нем звучала надежда, даже сейчас, когда бабушка лежала в земле.
– Вы были в нее влюблены.
Его шея под пасторским воротничком порозовела.
– Что ж, верно, – сказал он. – Полагаю, нет смысла это отрицать. Но мы оставались… оставались верны нашим судьбам.