Кальде Длинного Солнца

— И вы не будете пытаться встать, пока я не вернусь? Дайте мне слово, патера-кальде.

Шелк сел.

— Пожалуйста, патера…

— Я пойду с вами, Ваше Святейшество. Я должен найти воду, умыться, попить и сделать все, что только возможно, для Вайрона и Гиацинт. Вам не в чем нести воду, и вы — все четверо — не в состоянии унести меня достаточно далеко.

— Вы не дышали, патера-кальде. — Квезаль наклонился над ним. — Мы решили, что вы умерли, и я даже не намекаю на чудо. Никакой бог не может оживлять мертвых, и, даже если бы они могли, никакой бог не порадовал нас. Вы были еще живы, когда мы откопали вас. Вы ожили естественным путем…

Шелк, шатаясь, встал на ноги.

— У меня была трость, Ваше Святейшество. Ее мне дал мастер Меченос. Мне она была не нужна, или, по крайней мере, не очень. А сейчас нужна.

— Используйте это. — Квезаль протянул ему свой посох.

— Никогда, Ваше Святейшество. Советник Лемур назвал меня… Нет, никогда.

Туннель перед ними был почти полностью завален землей; натоптанная тропа привела Шелка к отверстию в стене.

— Вы нашли меня именно здесь? Там?

— Да, патера-кальде. Но если ваша юная женщина осталась там, она безусловно мертва.

— Это я понимаю, — Шелк сунул голову в отверстие, — и я думаю, что она в яме вместе с Гагаркой. Но мастер Меченос высоко ценил эту трость, она мне нужна, и, скорее всего, она очень близко от того места, где вы меня нашли. — Усиленно работая плечами, он протиснулся внутрь.

— Будьте поосторожнее, патера-кальде.

Стена была сделана из коркамня, толщиной больше кубита. За ней находилась исключительно темная полость, выдолбленная в утрамбованной почве. Шелк попытался распрямиться и ударился головой о грубый свод; земля и маленькие камни осыпались на него невидимым дождем.

— Все это может упасть в любое мгновение, — сказал он покачивающейся фигуре в туннеле.

— Вполне возможно, патера-кальде. Прошу вас, выйдите наружу.

Его пальцы нащупали плотные отростки, которые могли быть корнями. Пошарив по карманам, он обнаружил карты, которые Прилипала дал ему и которыми можно было соскрести землю. На одном из корней было кольцо. Он расчищал землю вокруг него, пока не смог твердо взяться за руку, дернул, а потом дернул еще раз.

— Я слышу новые звуки в туннеле, патера-кальде. Вам лучше уйти оттуда.

— Я нашел кого-то, Ваше Святейшество. Кого-то еще. — Шелк заколебался, не вполне доверяя своему мнению. — Я не думаю, что это Гиацинт. Рука слишком велика.

— Тогда вообще не важно, чья она. Мы должны идти.

Взявшись за руку покрепче, Шелк потянул со всей силой, еще оставшейся в нем, и получил в награду обвал и объятие мертвого человека.

«Я ограбил могилу, — подумал он, сплевывая песок и вытирая глаза. — Ограбил могилу этого человека снизу — украл как само тело, так и могилу».

Это должно было быть так же забавно, как история Росомахи и его дяди-майора, но не было. Держась за неровный край отверстия в стене туннеля, он сумел освободить свое собственное, частично погребенное тело. Вернувшись обратно в туннель (и внезапно очень обрадовавшись его холодному вздыхающему воздуху и водянистым огонькам), он сумел извлечь тело из рыхлого грунта, завладевшего им. Квезаля нигде не было видно.

— Он пошел за водой, — пробормотал Шелк. — Возможно, вода сможет оживить тебя, как что-то оживило меня, — но уши мертвого были забиты землей. Счистив землю с лица несчастного, он добавил: — Мне очень жаль, доктор.

Он опять обыскал карманы; четок не было — они остались в потрепанной и грязной сутане, лежавшей сейчас где-то у Горностая. Казалось, это было много лет назад.

Он скользнул обратно в темную полость за стеной туннеля.

Гиацинт раздела его в их спальне у Горностая, вымыла, выскребла и вытерла, все тело. Он сказал себе, что должен был бы смутиться; однако он тогда так устал, что не почувствовал ничего, кроме смутного удовлетворения, слабого удовольствия, что о нем заботится такая красивая женщина. Теперь вся ее забота пошла прахом, а прекрасная сутана Прилипалы потрепалась и разорвалась.

— Ты вернул меня к жизни, Внешний, — прошептал Шелк и снова принялся копать. — Я хотел бы, чтобы ты еще очистил меня. — Но Внешний, никаких сомнений, был просто разрывом маленькой вены, как и утверждал доктор Журавль. Но не мог ли доктор Журавль, — который считал себя или, в любом случае, называл себя агентом Рани, — на самом деле быть агентом Внешнего? Доктор Журавль дал ему возможность попытаться спасти мантейон, несмотря на сломанную щиколотку; и доктор Журавль освободил его, когда его схватило Аюнтамьенто. Вероятно, и даже вполне возможно, что скептицизм доктора Журавля — не более, чем испытание веры.

Выдержал ли он?

Взвесив вопрос, он стал рыть еще более усердно, заставляя летать темную, пахнувшую злом землю. Если выдержал, его определенно испытают снова, после того, как он засомневался.