Калейдоскоп

– Торстен, Торстен, не надо… извини… я пока не могу, – шептала Света неделю спустя, уворачиваясь от жадных губ и высвобождаясь из кольца сильных рук, норовящих залезть ей под одежду. – Не надо, пожалуйста, Торстен! Не сейчас! Не здесь! – перешла она на крик. – Не в моём доме!

Он отпустил её и поднялся с дивана. Тяжело дыша, мерил комнату шагами, пока Света приводила в порядок свою одежду и прическу.

– Хорошо, – он присел перед ней на корточки, – я понимаю. Тогда у меня?

– Не сейчас, Торстен. Прошу тебя, дай мне время.

***

– Торстен, извини, но я не могу, – шептала в трубку Света несколько дней спустя. Дочки уже спали, но на всякий случай она решила подстраховаться: заперлась с телефоном в ванной и включила воду. – Слишком всё быстро, слишком мало времени прошло. Дай мне хотя бы месяц-полтора. Сейчас хочу по максимуму побыть с детьми. Ведь Адвент – семейное время, и Рождество, и Новый год. Ты мне нравишься. Правда. Но сейчас я просто не могу. Понимаешь? Прости.

***

Если бы Светлану попросили сказать, какой месяц уходящего года был для неё лучшим, она без колебания назвала бы декабрь. Всё свободное время она проводила с дочерьми: они смастерили столько всего, что поделки уже просто было некуда девать; в самом начале декабря они впервые в жизни купили настоящую ёлку, оставив искусственную пылиться на чердаке. Они гуляли по рождественским рынкам, пили детский пунш из яблочного сока и покупали новогодние безделушки, не глядя на цены. Они нарядили свою пушистую красавицу в игрушки необычной формы и разноцветные шары, укутали её мишурой и блестящими нитями дождика. Калейдоскоп дедушки Рейни тоже периодически красовался на ёлке, но девчонки постоянно снимали его и любовались необычными мозаичными картинками. Они подписали и разослали открытки всем родным, друзьям и знакомым. Они пекли рождественское печенье килограммами и угощали им друзей и соседей; они смотрели зимние фильмы, читали зимние книги и мечтали о снеге на Рождество… Несколько раз они приносили печенье и дедушке Рейни, но ни разу не застали его дома – оставляли угощение на пороге. Они были просто счастливы вместе.

Но если днём Света наслаждалась новой жизнью, то по ночам она всё же частенько лежала без сна, мысленно разговаривая то с Торстеном, то с Германом. Торстен ей нравился. Благодаря ему она снова почувствовала себя красивой и желанной. А он, действительно, как мог, отошёл в тень, периодически коротко звонил ей, чтобы, как он говорил, просто услышать её голос. Иногда присылал ей смешные картинки и каждый вечер желал ей спокойной ночи эсэмэской. Но Света так и не могла решить, точно ли ей нужны отношения с ним.

Герману же она мысленно рассказывала, как хорошо ей теперь живётся, что, оказывается, она и без его напоминаний может и посуду вымыть, и мусор сама, когда надо, вынести, и крошки вовремя со стола смести, и даже счета оплатить не забудет. И всё у неё в полном порядке. А потом она поворачивалась к его стороне кровати, притягивала к себе его подушку и вдыхала его запах, такой родной и такой привычный. И не знала, стоит ли давать ему второй шанс, если попросит. Хотя, скорее всего, и не попросит – он гордый, тем более он считал, что всё делал правильно: для дома, для семьи, просто учил её жить. Это ведь ей что-то в голову ударило, когда она решила его из дома выставить.

***

На Рождество Света, конечно же, позволила Герману и его маме прийти к ним и встречать праздник как положено – семьёй. Вечер Сочельника они провели на удивление душевно, хотя Свету так и подмывало сообщить мужу, насколько легче ей стало жить, когда исчезли его ежедневные замечания, придирки и упрёки. Ей хотелось кричать: «Посмотри! Я спокойна и счастлива, у меня даже появился поклонник». Но она молчала, думая о том, что тогда честным было бы ещё и признаться, как безумно одиноко ей по ночам. Герман почти не разговаривал с ней, общаясь с наперебой рассказывающими ему что-то дочками, но постоянно посматривал на Свету, будто не узнавая его. Свекровь шепнула на кухне, что Свете очень идёт новая причёска и блеск в глазах, и она очень надеется на то, что такая умная девочка, как Света, образумится и не станет рушить семью из-за причуды, попахивающей самодурством. После они обменялись рождественскими подарками, попрощались и пожелали друг другу отлично встретить Новый год.

А Новый год в этом раз Света с дочками впервые встречали не дома, а у друзей. С приходом настоящего русского Деда Мороза, с хороводами вокруг ёлки, с песнями и конкурсами, с фейерверками в полночь и танцами до упаду. Приехали домой лишь под утро. Милана, конечно, уснула ещё в гостях, Ника на правах старшей держалась до последнего.

Первого января, ближе к обеду Свету разбудили крики:

– Ты дура! Ты его спрятала!

– Это ты его спрятала! Он у меня под подушкой всегда был!

– Вечно ты ничего не помнишь! Ты всё время брала его к папе и бабушке! Наверное, и вчера с собой таскала.

– Я назад привезла! Я помню! Ты всё врёшь! Это ты его потеряла!

– А-а-а!