Календарь капельмейстера Коциня

— В одном отношении мне действительно повезло, — говорит Лиана. — Как раз первого июня судьба послала мне белого всадника и черного льва.

Каспар не понимает, что она хотела этим сказать. Наверное, новая пьеса, в которой Лиане обещана роль.

— Да, — говорит Каспар, — теперь писатели чудны́е названия для своих пьес придумывают. Скажем — «Мэ, мэ, мэ, или Конфирмация в космосе».

— Как вам кажется, роль Марии Стюарт подойдет мне? — спрашивает Лиана и смотрит в зеркало.

— По-моему, образ Елизаветы интереснее, — бездумно выпаливает Каспар.

— Вот как? Быть может, мне и вправду больше подошла бы Елизавета? — говорит Лиана, наклонясь к зеркалу. — Неуверенность и боязнь за свое могущество… — Потом она величественно вздергивает брови, отбрасывает волосы на затылок и придерживает их рукой. Вдоволь наглядевшись на себя, Лиана говорит: — Вы правы, надо иметь в виду обе возможности.

— Сколько здесь цветов! — удивляется Каспар.

— Господин Зингер привез (Лиана опускает глаза). Он такой внимательный и добрый. Вчера у меня были именины.

— Какие волшебные, зеленовато-коричневые орхидеи!

— У него хороший вкус.

— В этой кофейной чашке они прекрасно смотрятся.

— Он рассказал кучу новостей. Знали бы вы, какой фокус опять выкинула наша «примадонна»! Взяла у Казацкого в кредит шиншилловую шубу на шелковой подкладке и целые полгода не выплачивала долг. Вся Рига удивляется, как это Даугавиетис держит в театре такую пройдоху.

Потом Лиана взяла на прицел продажных критиков-писак, которые одних актеров превозносят, а других не замечают вовсе. Насчет режиссера Даугавиетиса она была уверена, что старик здорово отстал от искусства, не понимает психологического театра и считает актеров марионетками, которым положено выполнять только режиссерские прихоти. Сам исчерпал себя, а молодых режиссеров и близко к театру не подпускает.

— После меня хоть потоп, ей-богу…

Почти два часа прошли в оживленной беседе. По правде говоря, разговаривала одна Лиана, Каспар только согласно кивал головой, время от времени вставляя несколько слов:

— Ну, а как же! Не так ли? И говорить не о чем! Само собой разумеется!

Вскоре Каспар уже перестал слушать глупости, которые говорила Лиана, и стал следить за ее глазами, где пылала жажда несбывшейся жизни и работы. «Может быть, за этими глазами таится чистая и правдивая душа? — размышлял Каспар. — Может быть, она не так уж мелочна и банальна?»

Неожиданно раздались удары гонга, возвещавшего время обеда. Каспар поднялся и сказал, что больше он не смеет задерживать больную.

Пусть он как-нибудь зайдет к ней, пригласила Лиана. Одной ужасно скучно.

Все послеобеденное время Каспар взволнованно бродил по благоуханной калниенской чаще и по парку. В его сознании боролись двойственные чувства. Сердце сжималось от грустной нежности и нежной жалости. Ведь планы на будущее, которые строит Лиана, никогда не осуществятся! Бедняжка проживет год, в лучшем случае — два.

«Как объяснить ее откровенный и грубый эгоизм?»

Каспар долго размышлял над этим и пришел к выводу, что именно эгоизм поддерживает жизнь Лианы и рождает у нее обманчивое чувство, что она еще нужна миру.

«Эгоизм Лианы надо понимать и прощать. Более того: мне следует пойти на жертвы ради этого несчастного создания, сделать остаток дней ее содержательнее и богаче», — вернувшись вечером домой, решил Каспар.

(С этого и начались его невзгоды, огорчения и неудачи.)

«Это же старая история! — выслушав рассказ, подумал Гунтар. — Теперь последуют действия, соответствующие заранее разработанной схеме. На этот раз схема будет такая.

Лиана невинная принцесса, заколдованная и испорченная духом тьмы — господином Зингером. Все свои силы и даже саму жизнь Каспар отдаст, чтобы одолеть власть тьмы, освободить принцессу и вернуть ей утраченную невинность.

Встречали вы человека более самонадеянного? Ведь он сознательно лезет в огонь».

Прошла всего одна неделя, как Каспар уже начал осуществлять свою idée fixe — сделать еще отпущенные Лиане дни как можно более содержательными и приятными, не требуя ничего взамен. Он навещал больную дважды в день: до обеда и после ужина. Читал ей воспоминания Сары Бернар, развлекал. Регулярно приносил цветы из санаторного сада. Придумал нечто вроде игры: Каспар раздавал Лиане роли, о которых она мечтала. Наконец-то она получила возможность сыграть Нору и Сольвейг, Офелию и Дездемону, мадам Sans Gêne и Манон Леско. Она выучила на память почти всю длиннейшую «Марселину Невермор». Естественно, это были только монологи… Когда Лиана кончала монолог, Каспар кричал «браво», аплодировал как бешеный и, весь сияя, просил повторить еще раз. На следующий день Каспар, импровизируя, пересказывал ей критические статьи, якобы прочитанные им в газетах. И как же там превозносилась она, «очаровательная, неповторимая Лиана Лиепа»!

После этого вкусившая счастья Лиана безмятежно засыпала. Во сне спектакль продолжался. Ее вызывали двадцать раз подряд. В конце концов Лиане приходилось бежать через служебный вход в переулок, потому что иначе нечего было и думать избавиться от назойливых поклонников.