Друзья дошли до конца улицы, освещенной фонарями, и остановились. Дальше дорога поворачивала в поля и терялась в потемках. Было жутковато идти наугад по незнакомой местности, да еще ночью. Но времени на раздумье не оставалось, и Глеб решительно двинулся дальше, по широкой грунтовой дороге, которую едва можно было разглядеть в тусклом лунном свете. Ребята молча последовали за ним. Некоторое время они шли в полной тишине, которая нарушалась только стрекотанием полевых сверчков и прерывистым сопением Юрасика. Глаза быстро привыкли к темноте, и Глеб уже не боялся заблудиться. Тем более что дорога была одна – никаких развилок и сбивающих с толку тропинок не наблюдалось. Когда вдруг далеко впереди появился мерцающий огонек, Лена восторженно вскрикнула:
– Костер! Смотрите, костер! Там лагерь. Мы почти пришли!
И тут Юрасик с протяжным стоном опустился на землю.
– Что с тобой? – бросилась к нему Лена. – Тебе плохо?
– Опять фобия? – с досадой спросил Глеб. – Брось, ты же не один.
– Какая фобия? – не поняла Лена. – У кого фобия?
Юрасик вымученно взглянул на них:
– Я дальше не пойду. Я останусь здесь.
Глеб и Лена остолбенели от неожиданности.
– Ты рехнулся? – спросил Глеб. – Ты сам-то понял, что сказал?
Лена опустилась на колени возле Юрасика.
– Юра, ты устал? Потерпи, осталось совсем немного. Вставай, пойдем.
– Идите одни. Я не хочу туда возвращаться.
– Но почему?!
– Там его нет. А здесь есть. И я буду с ним.
– Юра, ты не можешь здесь остаться, ты погибнешь!
– Мне все равно.
Лена в отчаянии посмотрела на Глеба. Тот нетерпеливо оглянулся на далекий огонек, физически ощущая, как уходят драгоценные минуты.
– Понимаешь, – торопливо заговорил Юрасик. – Он жив уже четыре дня, а я даже толком не поговорил с ним! Если я пойду с вами, я его больше никогда не увижу! Я не хочу без него. Я хочу, чтобы он был жив. А здесь он жив.
– Ну Юра! – закричала Лена со слезами в голосе. – Не сходи с ума! Пойдем! Пожалуйста!
– Да что ты его уговариваешь! – вдруг совершенно спокойно сказал Глеб. – Пусть остается.
– Что? – опешила Лена.
– Если ему плевать на собственную семью, если он хочет, чтобы его родные постоянно страдали, пусть сидит здесь. – Глеб сделал два шага в сторону. Юрасик поднял голову:
– Зачем ты так говоришь? Мне не плевать. Я их люблю.
– Любишь? Тогда зачем ты хочешь добавить им горя? Они только что потеряли Юрия Васильевича, а ты хочешь, чтобы они еще и без тебя остались? И ты думаешь, они продолжат жить как ни в чем не бывало? Ну подумаешь, было пятеро, а осталось трое! Больше места в квартире!
– Что ты несешь?! – закричал Юрасик. – Почему они останутся без меня?
– Да потому, что ты исчезнешь после двадцать третьего мая! – заорал в ответ Глеб. – Для нас двадцать четвертое так и не наступило! И там, в нормальном календаре, нас нет! Уже восемнадцать дней, как мы пропали. Если мы сейчас все не исправим, наши родители всю жизнь будут нас искать, ждать и надеяться на чудо. Ты хочешь им такой жизни? Тогда сиди и жди полуночи. Лена, пойдем.
Глеб развернулся и зашагал вперед, держа курс на костер. Юрасик неуклюже поднялся и устремился за ним. Лена вздохнула с облегчением, еще не веря, что все обошлось. Как Глебу удалось мгновенно найти нужные слова? Просто невероятно!
Костер постепенно приближался, его пламя становилось все ярче. С левой стороны уже можно было различить лес, в котором прятался палаточный лагерь волонтеров. По всей вероятности, раскоп находился прямо по курсу и до него оставалось не больше двухсот метров. Глеб вытащил из кармана телефон.
– Осталось семь минут, – тревожно сообщил он. – Юрок, надо поднажать.
Юрасик сделал глубокий вдох и побежал. Это не было похоже на бег олимпийского чемпиона, но он очень старался. Он не мог допустить, чтобы бабушка, мама и папа навсегда остались втроем. Лена и Глеб в два счета догнали его и побежали рядом.
– Глеб, беги вперед, – прохрипел изнемогающий Юрасик. – Тебе нужно время, чтобы начертить.
– А вы? – оглянулся на них Глеб.
– Мы успеем, догоним, – сказала Лена и, видя, что он медлит, закричала на всю округу: – Беги, тебе говорят! Беги!