Календарь Морзе

Возле загородки наяривал на гитаре частушки какой-то разбитной скоморох. Босой, в драных полосатых штанах чуть ниже колена, в пронзительно-зеленой, подпоясанной веревкой рубахе и ушастой шапке-колпаке. На лице его были нарисованные алым пятна щек, черные брови вразлет на половину лба и висела мочальная борода на веревочках. Только по виртуозному синкопированию в проигрышах и горбатому носу я опознал Менделева.

Ты играй, играй гармошка.Двадцать пять, на двадцать пятьЗаводи, ребята, драку,Наша вынесет опять!

Менделев пел лихо и весело, рядом с ним приплясывала девушка в смешном пестром колпачке, красно-зеленом кафтанчике, шахматных чулках и красных полусапожках.

Выходи на середину,Атаман-головорез,Заведу такую драку —Зашумит зеленый лес!

Лицо девушки было скрыто за водопадом черных волос. Она выводила мелодию пронзительным свистом дудочки-жалейки, а Менделев, пьяный и веселый, запевал:

Говорят, что мы буяны,Нам на это наплевать.Нам бы драться, задиратьсяДа бабенок обнимать!

На огороженной площадке выстраивались, разбиваясь на две линии, реконструкторы. Кто попроще — в набивных тегиляях и плотных шапках, кто попонтовее — брякая металлическими пластинами разнообразных бронек.

Выхожу во чисто поле —Предо мною цельна рать.Эх, землица, мать родная,Дай мне силы устоять!

Менделев, раздухарившись, выдавал проигрыши один другого сложнее, пальцы его так и бегали по грифу. Он закрыл глаза, но на веках оказались нарисованы гримом другие, жутковатые, козлиные, оранжевые с вертикальным зрачком.

Я на битву собирался,Тятька ножик наточил,Мамка гирьку навязала,Брат обрезок зарядил!

Девушка вспрыгнула на пенек и теперь выплясывала на нем, мелькая красными полусапожками. Пронзительный ноющий звук жалейки впивался в гитарный перебор, как гребень в косу.

Мы вам щас частушки пелиПили, ели, пили, ели.Танцевать теперь пойдемНо сначала всех побьём!

Мартын закончил совсем уже умопомрачительной кодой, и в наступившей тишине Олежень громко скомандовал:

— Бой!

Две шеренги доспешных шагнули навстречу друг другу, пошел лязг и треск, затупленные мечи бились в деревянные щиты, сталкивались древками топоры и алебарды, кому-то просто прилетело в нос кулаком…

— Кажется, это называется «народные гуляния», — сказал подошедший Менделев. — Привет поближе.

— Классно было, Мартын, отлично выступил. Или «выступили?» — я пожал ему руку, он вздохнул.

— Как она?

Я описал как можно точнее одежду, танец и инструмент.

— Эх… — печально сказал Менделев. — Ведь что интересно — я специально спрашивал — все видят одно и то же, до мельчайших деталей. Если бы это было… Ну, не знаю… Наведенной галлюцинацией, то у каждого было бы своё, верно?

— Не знаю, Мартын, — пожал плечами я. — Как по мне — наоборот. Спроси десять мужиков после концерта, во что была одета певица — половина вообще ничего, кроме размера декольте, не вспомнит, остальные будут мямлить «ну вроде в платье каком-то…». Люди вообще не очень наблюдательные. А тут, говоришь, все точно до деталей… Галлюцинация и есть.

— Ну вот, — окончательно расстроился Менделев. — Я все надеюсь, что она каким-то образом все-таки существует…

— Не слушай его, Мартын, — сказала подошедшая Анюта, — Антон сегодня изволит дуться на Мироздание.

— Что случилось?

— Искалечил тут одного типа, а никто не оценил…

— Всего одного? — смешно выпучил глаза Мартын. В наряде скомороха это вышло особенно забавно. — Ну тогда, конечно, день впустую. Ничего, Антон, вечер только начался…

Сговорились они все, что ли?

— Не расстраивайся, Мартын, — успокаивала его Анюта. — Я вот уверена, что ты непременно с ней встретишься. Рано или поздно, так или иначе.

— Спасибо, Анюта, вот ты — добрая девочка.

Ну да, ведь единственное вакантное место злодея в нашей компании уже занято. Мной.

Глава 12