Календарь Морзе

– Я хотел верить, что есть что-то, кроме вас. Я хотел верить, что, когда это что-то повиснет над вами, вы оторвете свои рыла от корыта со жратвой и посмотрите в небо.

Малдер достал из кармана тот самый пультик с лампочкой и начал тыкать им в собравшихся. Устройство мигало красным и издавало противный звук. С каждым таким звуком отчаяние на его лице становилось все более заметным.

– Я думал, что окружен скучными и равнодушными – но все же людьми! – трагически возвестил он. – А вы… Вы просто пуклы! Вокруг меня никого нет! Заберите меня отсюда!

Ну все, доконтактировался Малдер с Космическим Разумом. Сорвало крышечку с чайничка.

Там временем свет фонарей вокруг постамента как будто стал меркнуть. Оглянувшись, я понял, что это иллюзия. Ее создавал падающий с неба тонкий конус света, яркость которого плавно нарастала. В его луче, как в свете театрального прожектора, был Малдер, стоящий, как Ленин, – с простертой в сторону зрителей рукой. Зрители безмолвствовали. Он откинул голову назад, а потом, как будто опираясь на воздух, опрокинулся на спину и повис в полуметре над постаментом в классической позе похищаемого тарелкой – прямое тело, вытянутые ноги, длинные волосы красиво свисают вниз. Загляденье просто. Надеюсь, он сменил носки, иначе это будет межгалактическая диверсия.

Малдер плавно и медленно возносился вверх, за ним поднимался световой конус, вопреки всяким законам оптики обрываясь в воздухе. В полной тишине уфолог поднялся выше окружающих площадь зданий и, моргнув, исчез. Объект, его втянувший, разглядеть так и не получилось, но не сомневаюсь, что это была самая растарельчатая тарелка во всем космическом сервизе. Малдер такую заслужил.

– Красота! – восхитился я вслух.

– Вам понравилось?

Оглянувшись, я увидел, что за моим столиком с чашкой чая в руке сидит Александр Анатольевич.

– Пацан пришел к успеху, – пожал я плечами, – поди всю жизнь мечтал – вот так, на глазах у всех, облив постылых скептиков прощальным презрением…

– Пойдемте, поможем врачам, – сказал Александр Анатольевич, поставив недопитый чай, – машину я уже вызвал.

– В смысле?

– Ну вы же не решили, что он действительно вознесся на свои галактические небеса?

Эсбэшник пошел к каменному постаменту, я, все еще в легкой растерянности, двинулся за ним. Зрители равнодушно расходились. С пустыми лицами, не обсуждая, не переглядываясь – как будто ничего не произошло. Зря Малдер распинался.

Малдер лежал, неловко подвернув ногу, на каменных ступенях и был, кажется, жив, но без сознания. Я взял его за руку, чтобы пощупать пульс, и из разжавшихся пальцев выпал овальный приборчик с кнопкой и лампочкой. Я рефлекторно подобрал его и положил в карман. Тем временем Александр Анатольевич привел каких-то людей с носилками и в халатах, но не очень похожих на медиков. Они ловко и без лишней суеты переложили Малдера на каталку и укатили в сторону подъехавшего автомобиля скорой.

– Мощный талант в пареньке открылся, – сказал Александр Анатольевич, – но организм не потянул. Ничего, полежит, отдохнет, будет дальше тарелки ловить…

– Где полежит-то? – спросил я, глядя вслед покидающей площадь скорой.

– А где надо, там и полежит, – ответил эсбэшник уклончиво. – Хорошего вам вечера, Антон. Не потеряйте визитку и не стесняйтесь звонить!

В «Поручике» играл Менделев. Прикрыв глаза, он выводил сложную гитарную партию с виртуозным перебором, пальцы так и бегали по грифу. Девушка рядом с ним поддерживала мелодию кларнетом. Она была одета, как школьница из музыкалки, – синяя юбка чуть выше колена, блузка и белые гольфы. Лицо, как всегда, закрывали длинные черные волосы, тонкие пальцы без колец и маникюра быстро перебирали клапаны инструмента. Музыка была мне незнакома, но по-хорошему трогательна. От нее хотелось то ли плакать, то ли вспоминать грустное, то ли немедленно выпить.

Я поздоровался с Адамом в баре, взял стакан виски со льдом и присел за столик к Славику. Он молча кивнул, приветствуя мое появление. Менделев доиграл, раскланялся и ушел – я опять не уловил момент, когда он остался на сцене один. Вот только что была девушка с кларнетом, а вот уже один гитарист складывает инструмент в кофр.

– Ну, как твоя социология? – спросил я Славика.

– Неизменно поражает… – Он был внезапно трезв и озадачен.

– Все плохо?

– Наоборот. Вектор значений факторных индексов стремится в зенит.

– Э?..

– Люди довольны собой и жизнью.

– Месье, я чертовски фраппирован, – укоризненно сказал я. – Всегда знал, что социология – лженаука и продажная девка медиатрендов, но не до такой же степени! Господину политологу должно быть стыдно так открыто подмахивать городской администрации. Ему приличествует изображать умеренную невинность.

– То есть ты считаешь, что это не так?

– При вечном тринадцатом июля и невозможности покинуть город? Да просто, глядь, праздник какой-то!

– Уверен? – Славик хитро прищурился, и я заподозрил подвох.

Он зашуршал бумажками, доставая их из модного портфеля крокодиловой кожи: