Календарные обычаи и обряды народов Восточной Азии. Годовой цикл

На склонах гор зажигались «прощальные огни окуриби» (окуру — «провожать»,

хи — «огонь»). В старину это делалось там, где были могилы предков. Обычно собирались все жители селения, шли вместе в горы и жгли костры.

Во время праздника Бон костры жгли во многих местах, но наиболее впечатляющее зрелище являли костры на горах, окружающих Киото. В разных местах на склонах гор здесь зажигали различной формы костры, называемые даймондзи («большие иероглифы»). На склоне Нёигадакэ горы Хигасияма раскладывали 75 костров в форме иероглифа «большой», длина горизонтальной линии которого — 70 м, левой пересекающей линии — 155 м, правой — 124 м. Около храма Кинкакудзи («Золотой павильон») — в форме иероглифа «левый». На склоне Мацугасаки горы Нисияма — в форме двух иероглифов, означающих «великое учение Будды». На горе Атаго, в районе Сага, костры раскладывали в форме тории

, т. е. ворот синтоистского храма. На горе Мёкэн, около храма Нисигамо, — в форме лодки [Нихон-но мацури, 1982 (II), с. 54–55].

Схема расположения костров, составляющих «большие иероглифы» (даймондзи), на склонах гор в окрестностях Киото [Даймондзи, 1978, с. 29]. Прорисовка Г.В. Вороновой.

Вот как выглядели «прощальные огни» Бон в конце XIX в. «Сначала на горе появился один огонек. Этот далекий огонек колебался, как огромный факел… затем появился другой, третий и, наконец, целая дюжина их, точно блуждающие огоньки замелькали то здесь, то там в вышине, словно освещали дорогу на тот свет. Все эти огни, мерцающие и колеблющиеся от дуновения ветра, то потухая, то опять зажигаясь, скоро соединились в правильные ряды и линии, образуя китайское слово Дай, состоящее из огромных линий на высокой горе, — писал Гессе-Вартег. — В то время как там составлялось это огненное слово, на других горах появлялись во мраке другие огненные фигуры в виде зигзагов молнии, джонок, пагод, букв, арок и т. д. Дальше к западу… появилась огромных размеров арка, или, как ее называют в Японии, тории, с высокими огненными столбами и перекладинами почти такой длины, как мост…

…Спустя полчаса многие огни начинали бледнеть и гаснуть, длинные линии опять разделились на отдельные огоньки, яркое сияние превратилось в красный догорающий жар, как струящаяся по склонам вулкана лава, потом и это погасло, оставив только кое-где в виде светящихся точек маленькие огоньки, точно не поспевшие за другими души, затерявшиеся где-нибудь на дороге» [Гессе-Вартег

, 1904, с. 191–192].

Обычай устройства прощальных огней, по преданию, восходит к периоду Муромати (XIV–XVI вв.), но в письменных источниках (например, в хронике храма Кинкакудзи) впервые упоминается лишь с 1637 г. [Идзумодзи Ёсикадзу, 1978, с. 138–139].

Самой веселой частью праздника являлись танцы Бон — бон-одори. Они также имели древнюю историю. В эпоху Хэйан полагали, что души предков, приходя домой из загробного мира, хотели отблагодарить Будду за то, что они благополучно «вернулись» домой. Но поскольку они не могли сделать это сами, вместо них Будду благодарили родственники. Они обращались к нему со словами: «Наму амида буцу!» или «Наму сяка муни буцу!» — в зависимости от принадлежности к разным сектам, что означало «О Амида Будда!» или «О Шакьямуни!». Одновременно они звонили в колокол, ударяли в барабаны и кружились на месте.

К XV в. форма танца несколько изменилась. Танцующие образовывали круг, в центре которого находился человек, который задавал темп танцу ударом в колокол и барабан. Затем танец стал сопровождаться пением. Это действо обращения к Будде во время праздника Бон послужило началом возникновения «танцев Бон». Бон-одори — это ритмический танец, в котором участвующие то принимали изящные позы наподобие живых статуй, то раскачивались в такт, то кружились во все убыстряющемся темпе, прихлопывая в ладоши. Танцы сопровождались пением и ударами в барабан или игрой на каких-нибудь импровизированных инструментах. Песни и танцы беспрерывно сменяли друг друга. Певцы танцоры были поистине неутомимы. Во время Бон танцевали все и повсюду: молодые и старые, мужчины и женщины, родители и дети; на площадках перед буддийскими и синтоистскими храмами, на площадках, улицах, в парках, на берегу моря и т. п. [Хигути Киёюки, 1978, с. 113–117; We Japanese, 1950, с. 61, 521].