Календарные обычаи и обряды народов Восточной Азии. Годовой цикл

Большая подготовка к празднику проводилась и в домах. Комнаты тщательно убирали. В главной комнате перед домашним буддийским алтарем (буцудан) расстилали небольшую циновку (макомо), сплетенную из сухого тростника; на нее клали поминальные таблички ихай с именами умерших. Считалось, что каждая дощечка как бы оживала со времени возвращения души. Вокруг ставили украшения; все это место огораживали миниатюрной загородочкой.

Для душ умерших ставили также специальную еду. Это было связано с легендой о верном сыне, который спас мать от голодной смерти в загробном мире. Обычно клали те кушанья, которые любили покойные. Это мог быть картофель с кунжутным семенем или моти, баклажаны, арбузы, тыква, сладости, фрукты, т. е., как говорили в старину, «100 сортов пищи и 5 сортов плодов». В последний день Бон готовили так называемые прощальные клецки — данго, которые должны были поддержать силы духов перед возвращением в загробный мир. Специальные угощения готовили для гостей и друзей. Вместе с буддизмом в Японию пришел и ряд ограничений в отношении еды. Поэтому в этот синто-буддийский праздник многие не ели мяса и рыбы и вообще старались есть мало.

Интересное описание празднования Бон в конце XIX в. оставил немецкий писатель Э. Гессе-Вартег. Он был, в частности, свидетелем обряда посещения семейных могил. Эти могилы занимали довольно большую территорию, так что сюда можно было прийти с друзьями. «В этой жизнерадостной толпе, — писал Гессе-Вартег, — незаметно было ни благоговения, ни страха к этому месту упокоения ближних. Смеясь и весело болтая, бродили они там, заменяя кое-где увядшие цветы свежими, привязывали пестрые фонарики к шестам или ставили масляные лампочки на надгробные плиты» [Гессе-Вартег, 1904, с. 190].

Неотъемлемой частью обрядности Бон являлось множество фонарей. Иногда Бон называли также Праздником фонарей. Последние бывали различной формы. Особенно изящны и красивы те, которые были сделаны специально для этого праздника. Но всегда эти фонари изготавливались из белой бумаги, белой же бумагой прикрывали и отверстия каменных фонарей, установленных на подступах в храмы.

В ночь с 13-го на 14-й день 7-го месяца, т. е. в ночь полнолуния, собирались все члены семьи и с зажженными фонарями, которые были призваны «осветить» душам умерших путь в дома, где они когда-то жили, шли на кладбища. Другие фонари оставляли зажженными на могилах. Они отбрасывали таинственный свет, в отблесках которого плыли облачка курений. В сельских местностях, особенно в горных районах, на кладбища шли с березовыми факелами. Фонари горели и перед входом в дома, как бы приветствуя пришедшие души. Улицы и парки больших городов украшались гирляндами разнообразных фонарей. Глава дома зажигал огонь перед поминальными табличками и обращался к душам так, как если бы это были живые люди. Это обилие фонарей Гессе-Вартег запечатлел в следующих словах: «Как только смеркалось, все кладбища, так же, как и улицы и дома, осветились яркими, разноцветными огнями, сначала слабо, а потом сильнее и сильнее. Сотни тысяч бумажных фонарей горели вдоль домов… К этому присоединились еще фонари гуляющей по улицам публики и те, которые были прикреплены по обеим сторонам бесшумно двигающихся ручных тележек» [Гессе-Вартег, 1904, с. 190].

В последний день Бон снова повсюду зажигали фонари, чтобы осветить душам умерших путь назад. Они играли роль маленьких маяков. Иногда вешали зажженный большой фонарь на высокую сосну, которая называлась мацуагэ (мацу — «сосна»,

агэ — «подъем»), иногда же зажигали большие факелы.

Особенно интересен обряд спуска на воду маленьких квадратных бумажных фонарей на деревянных подставках, похожих на лодку. Внутри каждого фонарика зажигали небольшую свечку, которая освещала напечатанную с одной стороны идеограмму, означающую «молиться за мириады душ в другом мире». Для того чтобы сделать такой плавающий фонарик более личным, одни сами писали на нем имена своих ушедших близких, другие просили об этом священника. Затем лодочки благоговейно спускали в темную, молчаливую воду.

Подобная церемония совершалась везде, где есть вода: на реках, прудах озерах и даже в море.

Этот ритуал носил название торонагаси

(торо — «фонарь», нагасу — «унести течением») и, возможно, был связан с тем, что в ряде мест, например, в г. Миядзу, на побережье Японского моря (префектура Киото), считали, что души умерших уходят не в горы, а в море и приходят оттуда же. В Токио, при храме Каннон в Асакуса, торонагаси совершали, чтобы успокоить души тех, кто погиб на воде. Особенно красочно выглядел этот обряд в г. Мацусима, одном из красивейших мест на Тихоокеанском побережье Японии (префектура Мияги). Здесь плывущие цепочки горящих фонарей причудливо извивались, повторяя замысловатые изгибы бухт.

Существовал также обычай бросать в воду вслед «уходящим душам» умерших баклажаны, дыни, арбузы, чтобы ушедшие имели возможность подкрепиться на обратном пути.