Календарные обычаи и обряды народов Восточной Азии. Новый год

В Северо-Западном и Западном Тибете, Лахуле, Спити, Ладаке и пригималайской зоне праздновали Земледельческий Новый год (Сонам лосар), описанный А. Франке, Д. Снеллгровом, Д. Туччи. Сукхдев Синх Чарак представляет также материал о праздновании Нового года-царя в этом районе, отмечая его локальные особенности, обусловленные влиянием земледельческого новогоднего праздника; приводит данные об обрядах в семье и в деревне. К сожалению, материал по Южному и Юго-Восточному Тибету пока отсутствует.

Для Тибета до недавнего времени было характерно сочетание двух хозяйственно-культурных типов (ХКТ): земледельцев, ведущих оседлый образ жизни и живущих в долинах, и кочевников-скотоводов. Гйалпо лосар, официальный Новый год, в какой-то мере нивелировал эти различия, но, тем не менее, как полагает Г.Г. Стратанович, «разобщенность подразделений тибетцев, народов тибето-бирманской группы заставляет скорее удивляться сохранности некоторых черт (возможно, восходящих к древнему этнокультурному единству) общности в праздничной обрядности, чем наличию существенных различий в ней»[705]

.

Наблюдая праздники во время пребывания в Гумбуме и Лавране, П.К. Козлов пришел к выводу, что «в первую луну буддисты справляют праздник „нового года“ или торжество истинной религии над ересью, сопровождаемый попеременно танцами, музыкой, театральными представлениями и иллюминацией»[706]. П.К. Козлов обращал внимание на официальное содержание новогоднего праздника и его общественное выражение.

Д. Макдональд, оценивая главное событие официального праздника — Монлам, отметил его очистительный характер: «Этот молитвенный праздник предпринимается для того, чтобы очистить шесть видов живых существ (в буддийской традиции в их число включены боги, люди, полубоги, животные, духи, обитатели ада) от грехов и загрязнений»[707]

.

Определение новогоднего праздника и его составных частей дает и Д. Туччи: «Новогодний праздник лосар является, по всей видимости, самым главным событием года. Ему предшествует некоторое число церемоний, очистительных обрядов, подготовительных церемоний, завершающих уходящий год и начинающих новый. Момент смены одного периода другим связан с некоторым риском, повышающим значимость данного времени, когда все испытывают известный страх, что уходящий год может принести какую-то беду, и связывают надежды с наступающим годом, который может быть лучше прежнего. Поэтому все церемонии этого периода преследуют двойную цель: во-первых, очиститься от враждебных сил, блуждающих вокруг да около; во-вторых, обрести благое начало для будущего»[708].

Многие исследователи, описывая праздники, противопоставляли официальный Новый год и народные развлечения в этот период. В. Рокхилл, а позднее Д. Снеллгров справедливо утверждают, что религиозные официальные праздники не играют столь значительной роли в обыденной жизни тибетцев, как это принято считать[709]

. Р. Стейн отмечает противостояние между столицей и провинцией и разными социальными группами в различии форм праздника[710]. Наблюдая праздники Западного Тибета, Ладака, Лахула, А. Франке пришел к выводу, что обряды земледельческого Нового года, приходящиеся на зимний солнцеворот, символизируют борьбу между силами весны, тепла и злыми демонами зимы. Ламаизм позднее инкорпорировал эти обряды в буддизм, где они стали символизировать борьбу святого учения с враждебными силами добуддийских верований. Величайший противник буддизма, тибетский царь Лангдарма (836–842) был включен в число персонажей, относящихся к зиме, и его страдания в аду представлены в нынешних танцах масок (Чам) в Калатцэ и Лехе, Лахуле и Спити, во время которых изгоняются силы зимы[711]

. А. Франке указал также на связь праздничной обрядности со сменой сезона и на наличие религиозно-обрядового синкретизма, «двоеверия», характерного для всего цикла календарных народных праздников. А. Уодделл говорил о заимствованном характере отдельных элементов Гйалпо лосара, нынешнего праздника Нового года-царя, и отмечал, что в отличие от прежнего он стал Праздником весны, поскольку его дата приходится на февраль-март[712]. О заимствованиях говорил и Р. Стейн. Он полагал, что некоторые из них проникли в страну в период, когда различные религиозные течения могли достигнуть Тибета: манихейство — через тюрок (уйгуров), согдийцев и китайцев, несторианство — через Иран и Китай, ислам — через арабов. Так, новогодний обычай бега мальчиков и «танцы львов», возможно, дошли до Тибета из Ирана через Самарканд, Кучу, Турфан и затем Китай[713].