Календарные обычаи и обряды народов Восточной Азии. Новый год

Участники церемонии изгнания выстраивались в процессию в следующем порядке: во главе шел нищий с маленькой фигурой из теста — «жертвой — заместителем», — символизирующим Далай-ламу (Г.Ц. Цыбиков писал, что это изображение в фут высотой и облачено в полное духовное одеяние Далай-ламы)[860]. Если же Далай-лама был несовершеннолетним, то несли изображение регента-правителя. Позади следовали лугоны, окруженные нищими и могильщиками, далее — восемь монахов в масках божеств гинг (название группы божеств низшего ранга и группы участников Чама), каждый из которых нес в правой руке дубинку, а в левой капалу — чашу из черепа. Роли

гинг согласно правилам, установленным Пятым Далай-ламой, исполняли монахи монастыря Чжанчхублинг, принадлежавшего школе Ньингмапа[861]. Затем несли до — огромную конструкцию из пересеченных нитей, которая якобы вместила все силы, враждебные Тибету и тибетцам. Далее следовали монахи с маленькими до

. За ними шли монахи с торма в честь богини Мачжигпалданлхамо (ипостась Лхамо, покровительницы Лхасы) и бога ада Ямы. Процессию заключали 300 барабанщиков-тантристов во главе с главным оракулом монастыря Найчунг в церемониальном костюме, который пребывал в трансе и во время процессии, и во время последующей церемонии; замыкал шествие настоятель монастыря Галдан[862]. Д. Макдональд сообщает, что в этой церемонии принимал участие также оракул Кармашар[863]. Если же оракул отсутствовал, то несли его полное облачение и изображение «защитника учения» чойчжона, в данном случае Пехара, поскольку именно его дух вселялся в тело оракула. Но при этом была обязательна свита, какая полагается при жизни прорицателя

[864].

На площади сжигали до и разбрасывали торма. Прорицатель приближался к настоятелю Галдана и вручал ему хадак, а иногда делал предсказание. После этого оракул выпускал стрелы во все стороны, чтобы разогнать всех злых духов, и наконец изгонял лугонов. Как сообщает Г. Цыбиков, пока происходило сжигание «жертв-заместителей», лугон добегал до реки, переодевался, мылся и садился в приготовленную лодку, на которой уплывал к монастырю Самье[865]

.

В тех случаях, когда изгоняли двух лугонов, один отправлялся на север, а другой — на юг. Каждому давали белого коня, белую собаку, белую птицу. Прибыв в монастырь Самье, лугон отсиживался в комнате, посвященной божеству Циумарпо («Судия мертвых»). Во время пребывания в монастыре лугон посещал различные храмы, чтобы заручиться поддержкой божеств и спастись от злых демонов, которых он вызвал на себя. Потом лугон отправлялся в монастырь Цзэтан, а через три недели мог возвратиться в Лхасу. Но традиция утверждает, что все лугоны вскоре погибали. Если же лугон выживал, то ему не позволялось входить в столицу в течение года — до тех пор, пока не будет изгнан другой лугон во время следующего Нового года.

А. Доржиев полагал, что обряд изгнания «козла отпущения» связан с убийством царя Лангдармы (VIII в.)[866]. История его такова. Придя к власти, Лангдарма принялся за искоренение буддизма. И тогда буддийский монах Лхалунг Палчжэ-дорчже решил его убить. Монах вымазал лицо сажей, смешанной с маслом, надел халат, у которого верх был черный, а изнанка белой, спрятал в рукава лук и стрелы, сел верхом на белую лошадь, предварительно вымазанную сажей, и отправился в Лхасу, где и убил царя: по одной версии — возле каменной стелы, надпись на которой царь рассматривал, по другой — во время исполнения Чама, когда тот выглянул из окошка, монах поразил его стрелой. Затем монах побежал к реке, смыл сажу, вывернул халат наизнанку, сел верхом на уже белую лошадь и скрылся[867]. Как утверждает традиция, бывший «козел отпущения» жил изгоем, отверженным, грабя и убивая[868].

В Гьянтзэ новогодний праздник также завершался церемонией изгнания лугона, но в несколько иной форме. Лугон в течение года содержался за государственный счет. В назначенный день «избранник» отправлялся в близлежащую крепость, чаще всего расположенную на горе, самой приметной ландшафтной точке округа. На его плечах лежала свежесодранная овечья шкура (вероятно, как знак плодородия, плодовитости), с головы и шеи свисали ячьи внутренности. В правой руке он держал свежую ячью печень.